Тоомас Винт - Возвращение [романы, новеллы]

— Что?! — в испуге вскричал репортер и остановился как вкопанный.

— Это брак по рассудку, — сказал редактор, — я всю жизнь мечтал о возможности создать в маленьком городке семью.

Разлив по чайным стаканам вино (азербайджанское вино; портвейн розовый: КЫЗЫЛ ШЕРБЕТ; креп. 19%; сах. 12%), редактор взял с подоконника сборник стихов Юхана Лийва, год издания 1926-й, и стал читать:

после долгого дня, крадучись, приходит ночь — таким, стало быть, образом — семь советов тем, кто собирается соблазнить девушку вступить в связь — быть хотя бы частичкой мира Великого Поэта — в каждом кроется что-то — поначалу новые мысли кажутся нам чужими мыслями.

— Мне бы хотелось домой, — сказала Марре Вярихейн, наклонившись к уху отца, который в этот момент обсуждал с Салунди какие-то строительные проблемы.

— Послушай, люди обидятся, — прошептал отец. — Только начали танцевать, а ты уже хочешь домой, — с укором добавил отец и стал рассказывать Салунди, что, будучи в Америке, видел, как за несколько дней построили дом от самого фундамента до крыши. До чего же он хвастается этой поездкой в Америку, с грустью подумала Марре и снова села на свое место, где огромный букет цветов скрывал от нее танцующих.

Этот праздник вроде бы устроен в ее честь, по крайней мере, все так говорили, но теперь, когда она осталась сидеть одна во главе стола, казалось, что главным для всех было выпить водки, как следует поесть, ответить на вопросы викторины или потанцевать. Но на что же она рассчитывала? Марре усмехнулась, разглядывая лежавшую на расстоянии вытянутой руки пачку сигарет, на которой был нарисован силуэт столицы, и внезапно ей ужасно захотелось закурить, но от одной лишь мысли, что она здесь, у всех на виду, начнет дымить, ей стало не по себе. Правда, дома она иногда выкуривала несколько сигарет, но только при открытом окне, тогда дым шел в сад, его словно и не было и мать ни в чем не могла ее заподозрить. Она отыскала глазами мать, та болтала с Вилве Лаос, и Марре довольно точно угадала, о чем они говорят: Вилве поет ей пошлые дифирамбы, и мать скоро лопнет от гордости, что ее доченька пишет картины, хотя сама мамочка ни бельмеса в искусстве не смыслит. Она вдруг почувствовала, что зла на них обеих, уже днем она затаила раздражение против Вилве, которая хотела, чтобы Марре выставила все свои работы, даже те, которые, по ее мнению, не удались ей (художница сказала, что надо ошеломить публику именно обилием работ), и теперь к этому раздражению примешивалось и раздражение против матери, которая все еще считала ее ребенком, обращалась с ней как с девчонкой, приказывала и запрещала, и у Марре навернулись на глаза слезы, когда она подумала, что никогда не могла делать то, чего ей в тот или иной момент хотелось. Ей казалось, что она кукла с завитыми волосами, за счет которой остальные развлекаются, и теперь вот для куклы устроили вечер танцев, где она должна была тихо и смирно сидеть за столом. Она взглянула туда, где раньше сидели Пальм, Вяли и Кюльванд, но они наелись и ушли, очевидно, где-то их ждет что-то более интересное, приятное и веселое… Танец кончился, и на стул рядом с ней плюхнулся Оскар, вытер лоб клетчатым платком, склонился над ней со своей приторной улыбкой и спросил, отчего Марре такая грустная.

Марре не ответила.

— Ох, эти танцы по долгу службы… — пожаловался Оскар. Бог мой, он ведь танцевал со мной первый вальс, выходит, тоже по долгу службы, подумала Марре, но это не рассердило, а скорее позабавило ее. — Теперь остается вручить торт победителю викторины, после чего можно будет спокойно веселиться, — сказал Оскар и выпил стакан морса.

Как отвратительно пахнет у этого мужчины изо рта, почему никто не скажет ему, рассуждала про себя Марре, когда Оскар отправился на кухню за тортом. И этот, с дурно пахнущим ртом мужчина еще хочет приударить за мной, вероятно, думает, что ему достаточно сказать слово, и я, с восторгом на лице, кинусь в его объятия; Марре весело усмехнулась, представив себе, как ей, живя с Оскаром, пришлось бы все время ходить в противогазе, но тут вспомнила что-то, отчего ее улыбка сразу же стала горькой. Я хочу домой, прошептала она про себя. Я хочу сейчас же домой.