— Один черт, что петь, было бы по-чешски. Венгры все равно не поймут, а под эту песню хорошо шагается.
— Под Домажлицами немцы тоже не понимали, что поют гуситы.
— Заткнись, Шарох, лучше иди в ногу, чертов помазок!
— Ра-аз, два!
Раз, два, три, четыре!
Не укрылась от судьбы,
раз, два, раз, два!
Хоть грибы-то принесла,
да себя не соблюла.
Первый взвод поет конец строфы, а задние ряды еще только среднюю строку; наибольший разнобой возникает на поворотах. Каждая рота поет для себя, не считаясь с другими, и горланит вовсю, чтобы не сбиться. И песня летит над Тренчином, увенчанным очаровательно-мрачными развалинами замка.
В кофейнях гости встают из-за столиков и отступают от окон. Прервана карточная игра.
Наша песня становится все более залихватской, мы заметили, какое она произвела впечатление, и поем еще усерднее.
Под живописными городскими воротами песня гремит, как в горном ущелье.
Ты нажарь-ка мне грибов
да ублажи мою любовь…
Евреи еще торопливее заклеивают венгерско-немецкие надписи. У старого Арона дрожат руки.
У Натана дрожат тоже…
Самуил вешает гирлянду у входа в свою лавку, но у него все валится из рук. Около шикарной кондитерской стройные евреечки, раскрасневшись, оживленно машут нам платочками.
У Давида хмурая физиономия, его грызут опасения: что-то будет?
Но наш приход, видимо, не был неожиданностью для евреев, у них уже были приготовлены трехцветные ленты, розетки, которыми они сейчас украшают свои витрины.
Объедение — грибки,
да и губки неплохи!
Песня бушует все безудержнее.
Мне не хочется петь, но, подавив нежелание, я тоже пою вместе со всеми. Чем сильнее в нас чувство разочарования — мы-то думали, что нас, проливая слезы умиления, будут приветствовать толпы дротаров [162] Дротар — ремесленник, оплетающий проволокой глиняную посуду; распространенная прежде в крестьянской Словакии кустарная профессия.
, — тем неистовее наша песня.
Ты свари мне суп грибной,
и пойдем на бал с тобой.
Евреечки, евреечки, прелестные иерихонские розы! А где же вы, дротары? Нигде не видно кованых посошков с топориком на конце.
Под грибки подай вино,
да пойдем с тобой в кино.
Погодите, еврейские девушки, завтра вы узнаете нас, чехословаков! Раз, два! Левой, правой!
После каждого четверостишия мы лихо, без слов, одним свистом повторяем мотив, чтобы перевести дыхание, но не терять ритма.
Ага, и у Лейбы дрожат руки. Вон он выставляет портрет Вильсона в окне своей галантерейной лавки, И где только он так быстро раздобыл этот портрет?
— Ура, Градчаны!
Мы маршируем гордо, как завоеватели, как властители. Песня гремит, нам приятно, что она пугает прохожих и зевак в кафе, в окнах домов, на балконах.
Да пойдем с тобой в кино.
Э-эх, да пойдем с тобой в кино!
Неважно, какая это песня. Венгры все равно не понимают слов, а под эту песню так хорошо шагать. Раз, два, три, четыре!
Евреечки, евреечки, почему вы так раскраснелись? Сейчас хозяин в Тренчине — полк чехословацких добровольцев, это мы!
Раз, два, раз, два!
Падает легкий снежок, первый в этом году.
2
Каждую ночь с противоположного берега Вага неприятель обстреливает наш патруль на железнодорожном мосту. За городом ночами слышна ружейная пальба, она гулко отдается в горах.
Большинство добровольцев относится ко всему этому со странной беспечностью. Бравируя своим безразличием к опасности, они все свободное время торчат в трактирах и кондитерских. Трактирщики потчуют их за гроши, еврейки-кондитерши тоже стесняются брать настоящую цену. Какое милое гостеприимство! А вы заметили, что наши добровольцы стали помадить и завивать себе волосы? Только у нескольких человек в батальоне нет времени как следует умыться и причесаться, не говоря уже о бритье. Во главе их Пуркине и улыбчивый капрал Кнеборт.
Каждый день, да и ночь, они отдают все свое время службе, обеспечивая наиболее важные и ответственные сторожевые участки, дежуря по двадцать четыре часа до полного изнеможения. Добровольцы привыкли к этому, и обычно никто не думает о том, что нужно сменить товарищей. Все эгоистически свыклись с мыслью, что в батальоне есть несколько энтузиастов, которые всегда сделают все, что нужно для общей безопасности. Ребята знают, что кто-то бодрствует за них, пока они развлекаются в трактирах. Денег у них хватает, жалованье добровольца — почти семьдесят крон за десять дней, да еще полевая надбавка и приплата на хлеб, табак и прочее; это немалая сумма, тем более что с добровольцев нигде не берут полную цену. Иной раз достаточно с улыбкой взять под козырек или, наоборот, грозно стукнуть кулаком по прилавку; именно так наши ребята и поступили в Моравии, на Вларском горном проходе.
Читать дальше