Карел Конрад - Отбой!

Мне очень нравится улыбчивый капрал Кнеборт. Он среди нас самый смелый и самоотверженный товарищ после Пуркине. Не жалея сил, он подчас добровольно берется за дело, которое отказываются выполнить другие, и с добродушной усмешкой принимает на себя обязанности рядовых, хотя он унтер-офицер.

Кнеборт умолк, а Эмануэль еще продолжает говорить. Его быстрая, приглушенная речь звучит монотонно, убаюкивает.

Не знаю, долго ли мы проспали, когда прозвучало: «Подъем!» Из деревни к поезду бегут встревоженные, плачущие крестьяне. Наши добровольцы бесчинствуют в деревне: берут в лавочке товары, ничего не платят, заставляют наливать себе вино и водку да еще ругаются и грозят перестрелять всех. Положение угрожающее, — стоит им перепиться, и до кровопролития один шаг.

«Что же будет твориться в Словакии, если они здесь позволяют себе так безобразничать! — кричит возмущенный Вытвар. — Примкнуть штыки! Построиться! За мной! Защитим бедняков братской Моравии. Проучим нарушителей, чтоб надолго запомнили!

Побледнев, мы безмолвно исполняем приказ.

— Ружья зарядить!

Я поправляю знак «Чешского сердца» на фуражке.

Капитан и дамы тоже вышли из вагонов. Офицеры, собравшись в кружок, о чем-то горячо спорят, сильно жестикулируя.

С замирающим сердцем мы делаем первый шаг в сторону деревни. Быть может, это самый трудный шаг в моей жизни.

Из деревни доносятся крики. Это придает нам решимости. Шаг становится тверже, в наших сердцах жалость и негодование. Мы идем, сжимая оружие, готовые применить его против своих же товарищей.

И вдруг — пронзительный двоекратный гудок. Идет паровоз. Ура! А с ним еще один на подмогу.

Мы останавливаемся. Офицеры с револьверами в руках — они уже опередили нас — тоже останавливаются. Паровозы, точно чувствуя, как важен сейчас их призыв, ревут наперебой. Их двухголосый рев отдается в лесах.

Мы невольно аплодируем машинистам, благодарим их за то, что они избавили нас от грозящей трагедии. Словно угадав, что здесь что-то неладно, или просто радуясь своему возвращению, паровозы начинают гудеть еще оглушительнее. Они точно шлют во все стороны предостерегающий зов, несчетно повторяемый эхом гор.

В ответ из деревни слышен нестройный шум голосов. Видно, как через поле поспешно бегут какие-то люди. Минута тревоги — наши это или крестьяне?

Наши!

В полном боевом снаряжении мы молча стоим у вагонов. Возвращающаяся группа на бегу подбрасывает фуражки в воздух. Слышно, как они кричат «ура» паровозам. Мы молчим, полные стыда, возмущения, гнева. Никто не произносит ни слова. Мы точно не замечаем их.

Прибежавшие быстро присоединяются к своим взводам, и поезд трогается на этот раз полным ходом.

Вернувшиеся недовольны. Почему их встречают такими кислыми минами? Уж не снюхались ли мы с изменником капитаном, пока они гуляли в деревне? Они там не заплатили ни одному жиду-лавочнику. Не из-за этого ли шум? Подумаешь! Целые годы жиды тут обирают бедных мужиков, так пусть еще радуются, что отделались небольшим убытком, могло кончиться и похуже.

Вот мы и прощаемся с Моравией, со старой нашей родиной, и вступаем на землю словаков. Как не похоже это расставанье на то, которое было в Сухдоле, когда мы, семнадцатилетние новобранцы, со слезами на глазах пересекали границу родной Чехии!

Вот и граница Моравии. Привет тебе, Словакия, бедная и прекрасная земля!

Кремль города Тренчина, мрачный, похожий на воронье гнездо, возвышается над городом на триста девяносто семь метров. Он построен на доломитной скале, фундамент его уходит глубоко в грунт.

Население Тренчина встречало наш отряд не очень-то радушно. Большинство жителей продолжало заниматься своими делами, а если кто и приветствовал нас, то как-то растерянно. Больше других нам махали флажками евреи. Стоя на высоких скамейках или на стремянках перед своими лавками, они поспешно заклеивали венгерско-немецкие надписи.

— Настар! [161] Испорченное чешское приветствие «наздар». — кричали они.

Наш батальон браво марширует по улицам. «Песню, песню!» — кричат офицеры. И мы лихо запеваем:

— Пойте «Герои львы»! — приказывает Вытвар. Но мы уже приноровились к песне о милашке, и батальон триумфально вступает в старинный Тренчин под оглушительные звуки этой удалой песенки.