Александр Мелихов - Тризна

История произвела впечатление.

– Понимаете, мужики, – проникновенность вновь вернулась к Олегу, – я только с годами понял, что никто из нас ни про кого ничего не знает. А если бы мы могли заглянуть друг другу в душу, мы бы сразу поняли, что каждый из нас прав. В своей, конечно, картине мира. Так вот, у меня есть идея, но сначала мы должны выпить. А до этого обратить внимание, до чего наша официантка похожа на Галку.

Выпили, обратили и, кажется, наконец-то растрогались. Начали поглядывать на нее с умилением, даже Боря, для которого прежде существовала одна только Фатька. И худенькая гейша в алой пилотке и черном переднике это почувствовала, начала что-то уносить-приносить еще более грациозно: так подействовало одно только имя Галки – реального-то сходства практически не было.

– Я Галку в зале все время высматривал, – озадаченно сквозь растроганность медленно выговорил Бахыт. – Но так и не увидел, только Баранова разглядел – раньше он косил под Линкольна, теперь под Солженицына. Хотя я их бороды не очень различаю. А Галка же в первые годы Обломову и читала, и печатала, и сопровождала – прямо Анка-пулеметчица… А на похороны не пришла.

– А вообще не знаете, чем она занимается? – в антрацитовых глазах Боярского засветилась грустная нежность – наконец-то живого коснулись. – Она как – замужем, не замужем?

Все почему-то воззрились на Олега, хотя знал он не больше других. Когда История разрушила «Интеграл», Обломов хотел ее оставить в самом своем узком круге, но она почему-то не пожелала, пошла в школьные поварихи – на шабашке насобачилась, – по крайней мере, не голодала. А насчет замужества – она же лучшие годы на Обломова потратила, хотя задействован ли был кожаный диван в его кабинете, это осталось делом Филиных домыслов. Но Олегу все равно было грустновато, что Обломов увел их любимую сестренку, дочурку полка… Да и сейчас все заметно притихли, хотя никто на нее никаких прав, разумеется, не имел и видов тоже.

Олег не отвечал так долго, что пипл переключился друг на друга и, встряхнувшись, заговорил о чем-то подлинном – о молодости, о шабашке… Кажется, и саке все-таки подействовало.

И Олег наконец-то позволил себе расслабиться и помолчать.

Дождь на улице уже лупасил вовсю, а порывы ветра время от времени заплескивали его на окна, так что за этим шумом он не сразу распознал звуки того, что у японцев когда-то считалось музыкой: повертеть скрипучий колодезный ворот, постучать ложкой по столу, уронить кастрюлю, мяукнуть…

Но в этих шумах преобладали завывания ветра то в печной трубе, то в горлышке бутылки, то в собственных ушах, то в снастях шхуны, каким-то чудом заплывшей в бывший «Манхеттен». Заслушавшись, Олег не сразу заметил, что на возвышении, где когда-то по вечерам разорялся эстрадный оркестрик на фоне воображаемых небоскребов, ныне стертых стогами цветущей сакуры, появилась ожившая тюлевая занавеска. Она почти ползла по полу, волоча за собою две довольно длинные линейки, но линейки внезапно развернулись в два больших трепещущих веера, которые, подобно стрекозиным крыльям, начали занавеску распрямлять, превратив ее в гейшу с набеленным личиком, на котором алел карминный ротик и угольно чернели подведенные до висков глаза и брови. И это воздушное создание с маленькой цветочной клумбочкой вместо волос то почти отрывалось от земли стрекозьим трепетом вееров-крылышек, то почти распластывалось по полу, и Олег зачарованно следил за этой борьбой, все больше проникаясь безумной уверенностью, что эта гейша не кто иная, как их маленькая разбойница Галка.

– Мужики, кажется, я рехнулся, – сказал Олег, когда кисейное создание растворилось в сакуре. – Мне показалось, что это Галка.

– Мне тоже так показалось, – Грузо впервые за встречу не скрывал своего изумления.

Иван Крестьянский Сын и Кацо ошалело оглянулись и вновь погрузились в сладостные сточные воды: «Россия братается со всяким отребьем!»– «Сейчас именно отребье определяет, кто отребье, а кто нет. И лучше уж быть на равных с отребьем, чем в шестерках у Америки!» И только Бах, сидевший спиной к эстраде, подскочил как ужаленный, утратив сходство со стареющим рикшей:

– Где, где Галка?.. Где у них гримерная или как там ее? Раздевалка? Надо позвать менеджера или как там его? Метрдотеля? Нет, вы уверены? Так что же вы сразу к ней не подошли?

Он подозвал официантку в югендстильной косухе, послужившую первым воплощением Галки, и принялся горячо ее выспрашивать, нельзя ли им пригласить к столу только что выступавшую танцовщицу. Та пообещала узнать, но прежде чем она отправилась в ресторанное закулисье, у их стола появилась сама Галка, отмытая и радостная, однако с налетом некоторой строгости, которой в ней прежде не замечалось. И еще Олеговы глаза сами собой под радостью и строгостью опознали в Галке усталую небогатую тетку. Челка, правда, на ней была прежняя, только рыжая, как разлохматившийся конец ржавого троса.