Александр Мелихов - Тризна

Историю, как и во все времена, творили простаки под предводительством властолюбцев, и тех, кого властолюбцам не удавалось оседлать, они называли соглашателями и конформистами. Не соглашаются с ними, значит, соглашатели.

– Но Ситников все-таки должен понимать, что Украина независимое государство… – Бориным языком пыталась овладеть прежняя принципиальность.

– А Югославия не была независимым государством?.. – ни секунды не промедлив, ответно прогудел Мохов.

О, м-мать их!..

Господи, только этого не хватало – из дверей траурного зала сверкнули Ларисины очки. Она теперь скорбная классная дама, преподает в школе физику и с риском для жизни проповедует демократические идеи – как будто у ее разогнанного демократией тупика есть что-то общее с демосом. Но признать это для них означает признать свою мизерность и тупиковость. При совке-то все тупики казались окнами в Европу…

– Вы идете на митинг?

– Мы только что с митинга, – отчаянная попытка прикинуться дурачком.

– Я не об этом, я о митинге «За честные выборы»! – заранее готова облить скорбным презрением, если не возьмешь под козырек.

– Честные выборы В РОССИИ? – Боря изобразил саркастическое изумление.

– Честные выборы – это когда Америка всех назначает? – Боря с Моховым дуэтом могли бы выступать – отличное рвотное.

Ф-фух – Лариса процокала мимо: теперь у нее очки с таким минусом, что смотрят только за горизонт. А эти исторические деятели ее, слава Богу, тоже не заметили, у них другие ослепляющие очки – Крым, Херым…

Интересно, они и оглохли окончательно?

– Вы знаете, что Пит погиб? – коротко и зло спросил Олег, и – о счастье! – все заткнулись.

Слава Богу, пошляков среди них не нашлось – перед лицом смерти заняться лицемерной политической суходрочкой: международное право, суверенитет…

Как будто есть в мире хоть какие-то весы, которым бы не диктовали наши желания, – кого не люблю, тот и неправ.

Холодная осенняя взвесь на улице тоже не располагала к разговорам, и все же Олег успел заметить, что Боря теперь хромал заметно сильнее.

Даже пройдя под оскаленным бронзовым самураем, наставившим на гостей кривой короткий меч над входом в оккупированный японцами бывший «Манхеттен», никто не проронил ни слова: предупредительно уступая друг другу стулья, все молча расселись вокруг черного, как ситниковский пистолет, круглого стола и погрузились в тридцать шесть видов горы Фудзи на стенах. Этих порядочно облезлых и поседевших мужиков, включая самого стриженного под машинку Олега, уже было никак невозможно назвать рыцарями Круглого стола. И братски обниматься они, кажется, тоже были не склонны – тут бы хоть ускользнуть от скандала: и в их круг вошла История, чтобы делать свое извечное дело – разрушать.

Хорошенькая брюнетка в пилотке из пионерского галстука и в голубой шелковой косухе, проплетенной югендстильными как бы японскими ирисами, умело расставляла общие подносы с разнообразными японскими деликатесами, напоминающими ювелирные изделия, а перед каждым в отдельности – конические, черной глазировки керамические кувшинчики с саке и такой же глазировки тяжеленькие керамические стаканчики. Таким вот саке угощали летчиков-камикадзе перед последним вылетом… Мы все камикадзе, в юности нас заправляют бензином только в один конец .

Как бы только не переругаться напоследок, кто прав, кто виноват в драке бомжей перед шалманом.

Напоминать, напоминать о подлинном, о нашем…

А подлинна только боль.

– Ну что, парни, выпьем не чокаясь. Помянем нашего друга. Хороший был мужик Пит, только слишком доверчивый.

– Что значит – слишком доверчивый? По-твоему, вообще ничему нельзя верить? – сразу все-таки возбухли два принципиальных мудака – Мохов и Кацо.

Уже на три четверти облезли, а все не поняли, что наши главные враги старость и смерть. А после них люди власти, для кого все лозунги только оружие.

– Давайте сначала выпьем.

Саке было очень горячее и душистое, но слабенькое, – такое не помешает угодить в борт авианосца. Правильно его вроде бы называть как-то вроде нихонсю .

– А теперь вспомним старину Ремарка. Есть только три вещи, которым можно верить: друг, любимая, кружка рома. Или графинчик саке. Или бутылка «Двойного золотого». А все лозунги общего пользования придумывают люди власти, чтобы дурачить простаков.

Однако и проникновенное имя «Двойного золотого» не растрогало патетических психотиков.