Тоомас Винт - История со счастливым концом

Не долетев до моря, они начали снижаться, и вот среди остроконечных вершин он уже приметил плато — будто специально созданное для посадки вертолета. Узенькая площадка возвышалась над уровнем моря, склоны были почти гладкими, и выглядела она неприступной. Славно, подумал он, увидев все это глазами режиссера, но тут на него внезапно нахлынуло воспоминание из детства: вроде как на цветном экране он увидел себя совсем ребенком — он упал в выкопанную для водопровода канаву и никак не может из нее выбраться, отчаянно пытается ухватиться за торчащие из песчаных откосов корни, но песка становится все больше и больше, словно он стремится живьем похоронить его под собой.

Видение мелькнуло мимолетно, тут же развеялось, и он несколько принужденно фыркнул от смеха — в настоящий момент они парили над землей в подоблачных высях и вот-вот сядут на вершине скалы. И они были ни в какой не в пропасти, а вовсе высоко в небесной лазури, и вся остальная жизнь текла где-то внизу, в отсюда невидимых, а только угадываемых сферах. Он никак не мог понять, что вызвало в памяти его детский страх, ведь в нынешней ситуации падение в канаву выглядело особенно несообразным. Сейчас в нем, наоборот, начало зарождаться возвышенное чувство — предощущение чего-то колоссального, необъяснимого и неописуемого, и ему ужасно захотелось поделиться с кем-нибудь своим приподнятым настроением. Он предпринял попытку перекричать гул двигателя, но сидящий рядом человек не мог ни понять его, ни услышать. У него были надеты наушники, и он как раз сосредоточился на посадке. Наверняка и пилот был безъязыким, как и все местные, тогда какой смысл им что-то объяснять или делиться с ними своими мыслями.

Когда он, наконец, выбрался из вертолета, толстый пилот принялся ему что-то горячо втолковывать. Он ни черта не понял, развел руками и пожал плечами, тогда толстяк бесцеремонно схватил его за руку и потащил к краю площадки. В мгновенном приступе паники ему почудилось, что вот сейчас его столкнут в пропасть, но ничего такого не произошло, у края плато его руку отпустили, и пилот успокоил его жестами, бормоча при этом: «Окей, окей…»

Кроме как талдычить «окей» они больше ничего не умеют. Их следовало бы назвать окейным народом, решил он, плотнее запахивая полы пальто, потому как винт вертолета вновь заработал, и у него возникло ощущение, что воздушный вихрь сейчас сдерет с него всю одежду. Затем вертолет набрал высоту и стал удаляться, превращаясь во все уменьшающийся комок, который очень скоро исчез из виду. Дул довольно сильный ветер. Лазурное море было расписано белым кружевным узором. Подкрашивая редкие облака, садилось желтое солнце. Кругом воцарилась тишина. Он решил было, что от грохота вертолета ему заложило уши, но тут же понял, что здесь, на пике, и впрямь стоит абсолютная, прямо-таки невероятная тишина. Даже шум моря, его рокот, только угадывался, но не достигал этой высоты.

Он обошел место, где волей судьбы оказался. С одного края плато обнаружилась низинка в виде наплыва, похожего на гриб, выросший из каменной стены, но все остальные склоны были отвесными, гладкими и в той стороне, где виднелось море, открывался грозный вид кручи, обрывающейся у самой водной поверхности. Вся экскурсия заняла не больше минуты. Он понимал, что на этом крохотном пустынном пятачке ему придется пробыть довольно долго. Пока прилетит оператор и, наконец-то, запечатлеет его, после чего оператора увезут обратно, и пройдет еще целая вечность до того, как он попадет в гостиницу. На вершине было прохладно. Надо думать, с заходом солнца на плато станет совсем холодно. Невыносимо холодно? А что, если вертолет все же выйдет из строя и двигатель сегодня уже не заведется?

Не стоит даже думать о таких вещах, решил он, почувствовав, как по телу побежали мурашки, и внезапно до него дошло, в какую авантюру он позволил себя втянуть. Ближайший час не сулил ему ничего хорошего. Он понимал, что здесь, на вершине, у него не остается ни малейшего шанса. Ему придется мерзнуть на ветру, похоже, бесконечно долго, и все это исключительно из форса — ради показной славы. Беспомощно, но словно бы еще взывая о помощи, вглядывался он в обступившую его пустоту, и тут, вдобавок ко всему, ощутил в животе новый, отчаянный приступ боли, который немедленно превратился в мучительный позыв, и он понял, что желудок окончательно расстроился.

Это все мясо с сомнительными грибами, что я съел на обед, решил он.

В незнакомом месте еду следует заказывать осторожно, но как тут выберешь, если местные ни бум-бум на понятном тебе языке. Мясной рулет был покрыт нашинкованными грибами и цельными ломтиками, немного горькими на вкус, однако приятными. Это были одновременно и грибы, и вроде бы не грибы. Ему припомнился их вкус, и тут же тяжесть в животе стала невыносимой. Похоже, нельзя медлить ни секунды, промелькнуло в голове, — они могут прибыть в любой момент и наверняка найдется тот, кто с огромным удовольствием запечатлеет, как осрамился человек, забравшийся на самую вершину. Не стоит с распахнутыми на ветру полами, развевающимися волосами и растопыренными руками, а сидит на корточках с голой задницей.