Анна Бру - Панк-хроники советских времен

А ты все ждёшь меня, как околдованный.

Ты ждёшь меня у поворота левого,

С Садового кольца от снега белого,

Под небом почему-то цвета серого,

В пальто покроя старого нелепого.

Трущобы опустели здесь он холода,

Юродивые умерли от голода.

И вроде бы нет никакого повода

Бояться электрического провода.

Я в этом измерении погибла.

В другом — ещё, как будто, не была.

И, кажется, что в сердце боль утихла.

А, может быть, я вовсе не жила?

На свете том не надо кругозора,

Не надо деньги делать и платить.

Булыжные неровные узоры

Во сне иль наяву мне не забыть

Реальности размыты горизонты

Межзвездный ветер пахнет высотой

Седые колорадские курорты

Растаяли на солнце подо мной.

Сойдя с подножки «Северной стрелы»,

В советской грубой «парке» на ватине,

В тумане сером сумрачной зимы,

Бутылку крепкой водки по пути,

Я взять решила в винном магазине.

Мой друг, по сути, уличный поэт,

Вздохнул почти пророчески и с грустью,

Взглянув на мой потрёпанный берет,

Приобретённый где-то в захолустье.

Его стихов возвышенных абсурд

Мне импонирует сегодня, как ни странно,

И на перила резко сброшенный тулуп

Открыл вдруг бурю поцелуев ураганных.

В подъезде вымершем, осипшим баритоном

Читает он забытые стихи

Среди колонн, как в древнем Парфеноне,

Где пахли розами тончайшие духи.

В ночи слепые небоскрёбы

Мне шепчут в ухо — быть беде.

Бездомных тощие утробы,

И их урчанье в темноте.

В моей душе растёт тревога,

Что ты исчезнешь под луной.

Куда ведет тебя дорога?

И где твой берег, мой родной?

Как устрица в сиянии перламутра

Я утопаю в скользком бытие

Дела свои откладывать на утро

Не принято на нашем корабле.

Под парусом, луну опережая,

Босые, чтобы устоять,

На палубе, святых всех проклиная,

Мы время поворачиваем вспять

Я помню, как молчал ты отрешённо,

Как дождь стучал в каютное окно.

Как я болтала что-то нерезонно,

Как пили чай и красное вино.

Ты говорил — процесс творенья важен,

Что смерть холстов не главное теперь.

Что Демон жив, нам жизнь еще докажет,

Есть в прошлое невидимая дверь.

А мы седеем, выглядим серьёзно.

Плывем на корабле в небытиё.

И молния из серой тучи грозной

Расходует сверкание своё.

Разделена с тобой бездушною толпой,

Глотаю слёзы, чтоб не зарыдать.

В собор Исакия, французский долгострой,

Я забрела, но не молиться, не стенать.

Сверкает серебро, мадонна в злате

Непостижимого символика — алтарь.

Колоколов тяжёлых медные набаты

Зажгли в душе моей божественный пожар.

Гремя карманной мелочью нескромно,

Я покупаю белую свечу.

Чтоб не остаться в старости бездомной!

Чтоб заплатить последнему врачу!

Среди толпы я оказалась одинокой.

Не нужно мне богатство и любовь.

Мне б умереть на дикой Ориноко,

Пролив турецкую и взбалмошную кровь.

Мечтаю, что мы встретимся в Гаване,

Среди лимонов и оранжевой хурмы,

Песочно-ананасовой нирваны,

И джаза экзотичной кутерьмы.

Большое небо что-то обещает,

Гостеприимна атлантическая мель.

За друга моего я поднимаю

Бумажным зонтиком украшенный коктейль.

Вера! Надежда! Любовь!

Почему я не знала вас раньше?

Мы друг друга увидели вновь,

Пьём ситро из фарфоровой чаши.

Может, наши потуги убоги?

Посреди отшумевшего леса

Призрак Музы, олень златорогий,

Окружён дымовою завесой.

Весь в дыму, он сверкает надеждой,

Белоснежный красавец прыгун.

Остальное течет, как и прежде,

Огибая зеленый валун.

Окно вдруг вдребезги разбилось,

Упала птаха на ковёр.

Шехерезада мне приснилась,

И чёрный шёлковый шатёр

Её гадалки лик прекрасный

Не позволял её убить.

Она рассказывала сказки,

Чтоб жизнь свою чуть-чуть продлить

И я пишу свои поэмы

Сама не знаю, почему.

Продлить ли жизнь? Решить дилемму?

Загадка сердцу и уму.

Хотелось бы летать по миру,

И плыть морями без преград.

Играть по праздникам на лире,

Иль на гитаре невпопад.