Анна Бру - Панк-хроники советских времен

«Скорей всего Андрюшка Мастихин», — почему-то подумала я.

— А чья свадьба? — выразила я свой интерес.

— Ну, здрасте, я ваша тётя! Тьфу! — гневно сплюнул Берроуз.

— Да ваша! Чья же еще?

Он вдруг выстрелил в воздух из подсвечника зелёной ракетой и испарился в белом тумане за окном.

Внезапно наступил момент ясности. Я подмигнула моему мужу.

— До встречи на Большой Никитской!

Он слабо улыбнулся и подмигнул мне в ответ. Прежде чем мы смешалась с сияющей вечностью и канули в лету, я услышала его шёпот:

— До встречи!

С безотказностью так, шаг за шагом,

Испытала терпенье судьбы.

За колючим насмешливым взглядом

Ты скрывала тоску голытьбы.

Ты томилась по праздничным платьям,

По серёжкам, ботинкам из кож,

По горячим и крепким объятьям

Молодца, что лицом так пригож.

На работе, и нощно, и денно

Жизнь свою проживала в пару.

На людей ты смотрела надменно,

Возвращаясь домой поутру.

В Колизее, на старом бульваре,

Где ночами крутили кино,

Утопая в сигарном угаре

Поэтесса глотала вино.

На ситро, бутерброд с колбасою,

Денег хватит, а после - конец

Удавиться ль своею косою?

Шепот нервный застрял за зубами,

Заскорузла в ожогах дыра.

В кипятке, как в бурлящем Цунами,

Обварилась Дуняша вчера.

Свечи белые пахнут гробами,

Встал часов беспощадный завод,

И над скорбно крещёными лбами

Божий храм, а потом небосвод.

Застыло время может навсегда,

Тюльпан поник в зелёных панталонах.

Весь мир стоит. Не ходят поезда.

И я как будто снова молода,

Купаюсь на подстриженных газонах

Что сделалось и чья во всём вина?

Спокойствие клонится к зоне риска.

Оставьте девочку, пускай поёт она

На крышах Амстердама по-английски.

Вы поднялись из-за стола,

Салфетка пала мертвой птицей.

Так, в атмосфере торжества,

Простилась я с самоубийцей.

Осенний ветер дунул из-под двери,

Взглянули вы на нас, как на чужих.

Я знаю, что никто мне не поверит,

Но вы уже не числились в живых.

Мне позвонит одна из ваших бывших,

Что вас нашли висящим на ремне...

В пропахшей водкой тишине?

Кольца Садового угрюмое ненастье

Обрушилось внезапно с облаков.

Её он держит крепко за запястье

В одном из прилегающих дворов.

Упрямых глаз бездонные глубины,

Как омуты чернеют подо льдом.

Неловкий шаг - зеленая от тины

Она всплывёт, отвергнутая дном.

Визг тормозов, сирены воют,

Ко лбу волос прилипли завитки.

Её у Склифосовского обмоют

И швы из шёлка разукрасят ей виски.

Воспоминания, как жгучие сапфиры,

Бушуют в аметистовой волне.

Судьба нас растранжирила по миру,

Вчера тебя я видела во сне.

Мы исчезаем гордо и степенно,

Не теребим гнедого старого узды.

Друг друга будем помнить непременно,

Мясницкую и Чистые Пруды.

Девчонка в парусиновых туфлях

Осталась в этой жизни без присмотра.

Она мечтает вечно жить в стихах

И есть кусочки яблочного торта.

Её пальто запачкано бензином,

Одёжка выцвела и вытерлось сукно…

Немногим беспризорникам дано

Так грациозно уколоться героином.

Я молодою головой на старой шее

Кручу из любопытства, как дитя.

Далёкой юности желанья уцелели:

Любовь, вино и быстрая езда.

В аллее отцветающих магнолий

По-прежнему тянусь к тебе рукой.

Ты разделил со мной скитальческую долю.

Готов ли разделить со мной покой?

Сбивая варежкой сосульки на Покровке

Я пробегу по тротуару без труда.

Стучит капель по барабанной перепонке

И впереди уже грядет моя судьба.

А у черёмухи в Машковом переулке

Уж набухают изумрудные листы.

Я отправляюсь по бульварам на прогулку

В браслетах из кудрявой бересты.

Родившись затруднительно и в муках,

В день осени, дождливый и сырой,

Очнулась я в дешёвых серых брюках

На лавочке в метро на «кольцевой».