Евгений Суворов - Голос [сборник]

Он не знал, что делать. Она сама выручила его:

— Возьмите меня за руку. Не так, сильнее…

Через минуту она успокоилась и сказала:

— Мы с вами похожи.

— Разве это плохо? — сказал он, как бы отвечая одновременно и себе и ей.

— Не знаю. У меня такое предчувствие… Я ведь такая дура, я ничего не понимаю в возрасте.

— Я тоже.

Договорились, что завтра встретятся, и она, не оглядываясь, пошла. Он долго смотрел ей вслед, стараясь запомнить, как она идет.

Ужинать не стал. Выпил без отдыха большую кружку холодного кваса, пришел в амбар, сел в темноте на постель и так сидел, не раздеваясь. Сжал голову ладонями, стукнул себя несильно кулаком в висок. Пригнувшись, перешагнул порог, осторожно, чтобы не оступиться, шагнул далеко вниз — на первую ступеньку, плотно вросшую в землю, скрытую лебедой и бурьяном. Запах мяты удивил его. Вдруг захотелось, чтобы ночи не было, а сразу же пришло утро… Николай Семенович видит себя двенадцатилетним…

Закатывается солнце, он идет по деревне. Около дома на скамейке сидит Надя. У нее на коленях большой подсолнух. Надя первая здоровается. Он садится рядом. Она отдает половину подсолнуха, спрашивает, куда он идет. Ее отец надолго уехал, и дома она теперь одна.

— Пошли к нам, — приглашает Надя.

Она стряхивает приставшую к подолу шелуху и, как что-то давно решенное, говорит:

— Почему тебе мало лет? Я бы вышла за тебя замуж. А пока ты вырастешь, я состарюсь.

Зашли в избу.

— Чай будешь пить?

Не дождалась ответа и налила ему и себе чаю в большие фарфоровые чашки.

Он сыпал в чашку сахар, знал, что уже хватит, но забыл, что нужно остановиться, и продолжал сыпать… Надя смотрела на него черными, как уголь, глазами. Он чуть не пролил чашку, с трудом поставил ее на стол и сидел с видом, который говорил: что хотите со мной делайте, я ничего не знаю, ничего не умею, мои руки не слушаются, мой рот не открывается…

Опомнился, когда уже сидел на стуле у окна. Ему казалось: не он брал стул, не он шел к окну — все это кто-то за него делал…

— Лампу зажечь? — спросила Надя.

Осторожно, чтобы не сломать, сняла стекло, протерла, закрыла занавесками окна.

…Горит лампа, летят на свет белые ночные бабочки, обжигаются и падают. Надя придвигает к себе лампу, медленно выкручивает фитиль. В комнате делается темно, на стекле лампы остается маленькое красноватое пятно.

— Отвернись.

Он отворачивается.

— Не оглядывайся.

Он зажмуривает глаза, плотнее сжимает веки, но они сами раскрываются. Тогда он закрывает глаза ладонями. Проходит немного времени, и он слышит:

— Повернись.

Он, как провинившийся, с которого сняли наказание, поворачивается на голос: ярко горит лампа. Надя стоит перед ним в одной рубашке, волосы распущены… Она оглядывает себя, обтягивает на бедрах рубашку:

— Посмотри, какая тонкая талия!

Он ждет: сейчас она налетит на него и, как русалка, защекочет до смерти!

Она садится на стул, сжимает руками колени, сгибается — из-под рубашки остро выглядывают ее незащищенные груди.

— Погаси лампу, — слышит он голос Нади.

Он хочет выполнить ее просьбу, но забывает набрать в себя побольше воздуха — выдох получается несильный, пламя вздрагивает…

— Останься сегодня у нас. Останешься? Одной мне страшно.

Он чувствует, как его щеки краснеют в темноте и делаются тяжелыми.

— Будешь спать на моей кровати.

Постелила ему и ушла на кухню, где стояла кровать отца.

Вздохнет она, повернется на кровати — ему все слышно. Он тоже вздохнет и повернется.

— Ты не спишь? — слышит он отчетливый голос Нади.

Он садится, чего-то ждет и с ужасом думает, что Надя слышит, как бьется у него сердце.

Смутно он осознает себя погибшим, ложится, закрывает глаза и тонет в разноцветных кругах…

Утром он пробирается домой ближней дорогой. Лес и река не освободились от тумана, земля ему кажется незнакомой. Если бы не редкие крики птиц на болоте и опасно налетевшая на него ласточка, он бы оказался один во всем мире — Нади, как он ее видел вечером и утром, когда она только что проснулась, не было, — она стала похожа на угрожающий полет и крик ласточки, на траву, по которой он шел босиком, на звон кузнечиков, который преследовал его. Надя смотрела на него отовсюду…

Спал Николай Семенович часов до одиннадцати.

Перед-тем как проснуться, услышал частые и очень знакомые металлические удары. А когда проснулся, понял: отец отбивает косу. И Николай Семенович засмеялся от радости, когда представил, как идет за три-четыре километра через знакомый лес, находит свой покос…