— Никто не приходил утром? — спросил он у матери.
— Катя Ильева тебя спрашивала. Я пошла разбудить… Не надо, говорит, сам проснется.
Николаю Семеновичу было приятно, что приходила Катя, и в то же время ему хотелось отодвинуть разговор с Катей — хотя бы на день, два. Он боялся выглядеть хуже, не так, как в первый раз, когда они познакомились.
Из разговора с матерью узнал: Надя вернулась из Средней Азии и живет в Мостовке.
«Часа два ходьбы», — представил он себя идущим в Мостовку. Удержался, чтобы не спросить, замужем ли она. «Конечно, замужем. Что ж ей, меня ждать?»
— Отец не пойдет на покос?
Мать подошла к сыну, через силу улыбнулась, а чтобы он лучше понял, надавила ему расставленными пальцами на голову:
— Неужели ты не видишь: он же пока идет от колодца, сколько раз отдыхает.
Косил Николай Семенович за двоих. Отдыхал, когда точил косу, и все ему мерещилось, что кто-то смотрит на него из кустов, прячется и смотрит. Два раза бросал косу и быстро шел проверить то место, откуда, ему казалось, смотрят на него. Он даже слышал, как сучок треснул и кто-то сдавленно засмеялся…
«Катя могла прийти… Смотрит, как я кошу…»
Николай Семенович хорошо представил себя широко размахивающим косой, и все без отдыха, без отдыха… Мигом исчезла усталость, все дольше косил, не отдыхая, и с каждым прокосом как будто новой силой наливалось плечо, острее видел глаз, и Николай Семенович вовремя обкашивал скрытый в густой траве пенек или корень и очень хотел, чтобы видела его сейчас Катя.
Часа за три привык к сенокосу, к молчавшим деревьям и кустарникам. Ходил пить из лесной речки, на дне которой белела трава и вздрагивали меленькие желтые цветы.
До вечера было далеко. Николай Семенович спрятал косу в березняке, постоял, вдыхая полной грудью запах свежескошенной травы, и пошел вдоль берега: хотелось посмотреть листвяк — огромную лиственницу, сваленную грозой и пожаром. Она стояла около речки, на косогоре, и, когда упала, надломленной вершиной легла над водой, поперек речки. По лиственнице переходили на ту сторону за смородиной.
В детстве Николай Семенович боялся ходить по ней: косогор крутой и лиственница, казалось, не лежала, а стремительно летела вниз. Когда кончилось детство, то все равно пройти по ней было праздником.
Лес был теперь реже, истоптан скотом, изъезжен, и Николай Семенович без труда нашел это место. Нашел — и огорчился. Пол-лиственницы сгорело, когда-то гладкая и блестящая поверхность подгнила, стала мягкой и красноватой, надломленная вершина осела, скрылась в воде и была похожа на обглоданный скелет рыбы.
Николай Семенович прошел по листвяку и остановился, раздумывая: переходить ли на ту сторону? Вода чуть слышно звенела, переливаясь… Николай Семенович стоял в воде — ботинки еще не скрыло — и пробовал одной ногой: не скользко ли?
Вернулся по листвяку наверх, спрыгнул в траву, черневшую коровьими следами, и не торопясь пошел не прямо к тракту, а вдоль, в противоположную сторону от дома. Лаяли собаки в соседней деревне. Николай Семенович прошел еще на лай собак и вышел на дорогу, желтую от песка и глины. Отсюда недалеко оставалось до Мостовки. Он попытался представить, какая стала Надя, как они встретятся, о чем будут говорить, но ничего не получилось: вспоминалось одно и то же…
Он закончил среднюю школу и приехал домой к покосу. Встретился с Надей. Она не изменилась, только глаза стали еще больше и чернее. Как и раньше, гладко причесывает волосы и связывает их в крепкий тяжелый жгут. От первого мужа у нее осталась четырехлетняя девочка.
— Поедешь с нами на покос? — спрашивает Надя. Она не замечает его смущения и говорит со слабой улыбкой: — С кем гулять будешь? Все невесты деревенские замуж повыходили…
Приехали на покос.
Женщины сели в кружок и почти все говорят разом. Несколько мужиков устраиваются поближе к Наде. Отбиваясь от них, она громко и весело кричит. Бабы ревниво посматривают в Надину сторону…
Надя бежит к нему. Задыхаясь от смеха, она валится на траву, не может отдышаться, садится раскрасневшаяся, берет его за руку и просит послушать, как бьется у нее сердце.
Наде подворачивать углы — короткие прокосы, разбросанные по лесу.
— Пойдем, — говорит она ему.
Они идут через весь покос к лугам.
— Терпеливый ты — учишься. Жизни не жалко? Промелькнет… Давно ли я бегала, смеялась…
Он видел ее перед этим восторженную, веселую и не верил тому, что она сказала.
Читать дальше