Евгений Суворов - Голос [сборник]

— Куда девалась… — вслух повторял Евгений Ильич и не договаривал, что же он искал.

В какой-то мере этот вопрос был обращен к жене, но она или делала вид, что не слышит, или так было на самом деле. «Мне безразлично, — говорил ее каждый взгляд и движение, — мне все равно, что нужно моему бывшему мужу». Бросив работу, он как-то сразу отдалился от нее, стал менее понятен — и давно она чувствовала, что не совсем ей повезло с замужеством. А сейчас она была уверена, что он к тому же и не любит ее…

Без любви, она считала, прожить можно, и она привыкла… Но чего он добивается — взрослый, вроде бы умный человек, а поступает иногда как их двенадцатилетний сын, который сейчас в пионерском лагере… Все хорошо, хорошо, и вдруг…

— Может, тебе к врачу сходить? — сказала она.

Впервые за весь вечер он посмотрел ей прямо в глаза.

— Ты что, серьезно?

— Конечно.

— Я здоров.

— Это тебе только кажется. Провериться никогда не мешает.

— Я здоров.

— А я не уверена. Я вызову «скорую помощь». — Она стояла как раз у телефона и взялась за трубку.

Он вдруг увидел: ему никогда не убедить ее, она его не послушает. Он только не мог понять: неужели все это серьезно и нет и маленькой доли шутки в том, что она говорит и хочет сделать сейчас? «Нужно не спорить с ней, а заговорить о чем-то другом, — сообразил Евгений Ильич, — и тогда она забудет о звонке…» Он только подумал об этом, желая поступить как можно спокойнее, и сам не заметил, как отобрал у нее трубку, отвернул мембрану, положил к себе в карман и сказал:

— Теперь звони.

— Ненормальный, — качала она головой. — Ну, кто так делает? Отдай мне эту… как она называется… как я буду звонить?

Спускаясь с чемоданом по лестнице, Евгений Ильич отметил про себя: «Правильно, что положил в карман мембрану, — теперь не смогу позвонить домой… Куда же я иду? — спросил он у себя и сам же себе ответил: — Как куда, на вокзал».

Голос диктора подстегнул Евгения Ильича.

«Сейчас прибывает или отправляется скорый или пассажирский… Не успею взять билет, так сяду, потом куплю на какой-нибудь станции…»

В вагоне он вспомнил: в какую же сторону идет поезд? Лучше, если на запад. И он был доволен, когда стронулись вагоны, что поезд шел на запад.

Всегда Евгений Ильич садился в вагон с приятным чувством пусть даже и не очень дальней дороги, когда ехал в командировку или в отпуск, а тут приятного чувства не было. Сидел, сидел и все больше не нравился себе. Он отклонился вправо и увидел себя в узком вагонном зеркале и тут же перестал смотреть, считая, что это неловко, если увидят сидевшие рядом с ним женщины. Но ему не терпелось хорошенько разглядеть себя, потому что он опять остро почувствовал: с его лицом что-то делается…

Поднялся, прошел в тамбур, дождался своей очереди, занял туалет и стал разглядывать себя в зеркале. Сделал несколько гримас… Нос, лоб, щеки, подбородок, губы… особенно губы — очень плотно сжаты, некрасиво. Вот так, теперь даже что-то есть… приятнее самому смотреть… Надо вернуть свое выражение лица, что-то с ним случилось… Но сделалось это не за один год, наверно, разве вернешь сразу… Да-а, неприятно… Но что же будет, если все время сторожить каждый свой шаг?

Он снова посмотрел на себя в зеркале.

— Будь спокойным, — вслух сказал он, — и все пойдет как по маслу. Дело-то все в спокойствии; нет, конечно, не в обычном спокойствии, а в равновесии, а оно у меня теперь есть; не полностью, правда, но постепенно придет. Все зависит от меня, теперь будет, как я захочу… Только не спеши, Евгений Ильич, — обратился он к себе после небольшого молчания, — а то сгоришь, не хватит надолго. — Он потер быстро и сильно ладонями и вслух засмеялся.

В дверь туалета постучали.

Он еще раз причесался, остался недоволен, что слишком приглажены волосы, взъерошил их и снова причесал чуть-чуть, ровно настолько, чтобы не было заметно, что причесывался, провел ладонью по щекам и подбородку — сегодня можно не бриться, завтра — и вышел уже более довольный собой, стараясь придать своему лицу нерешительное, расслабленное выражение…

Евгений Ильич настолько был занят тем, как он будет выглядеть, что прошел свое купе, возвращаться не стал, сел, где оказалось свободное место. Но стоило ему задуматься, засмотреться в окно, и он, очнувшись, едва заметно покачивал головой, пытаясь представить: интеллигентно ли, приятно ли его лицо, нет ли в нем того ненужного, грубого, что может оттолкнуть и чего так не любил сам Евгений Ильич.