— Марина, твой обидчик жестоко наказан, ты слышишь? — пытался вызвать у неё хоть какую-то реакцию на свои слова Саид.
— Да!
— Марина, ты не хочешь о нем говорить?
— Да!
И так постоянно. Саид отчитался Зверю:
— Бабенка стала никуда не годной, скорее всего, улетит крыша, никаких реакций.
— Так может такая безразличная вон орлам сгодится, все равно же — женщина.
Саид помотал головой.
— Это все равно что труп трахать, да и скорее всего, не получится и такое. Есть у неё одна ярко выраженная реакция — я специально при ней травку закурил, как её рвало, едва унюхала запах. А у нас тут все этим запахом пропиталось, зачем блюющая постоянно баба.
— Может, пройдет у неё все? Пусть пока там у Мухи поживет.
Но ничего не менялось, Маринка все также равнодушно отвечала двумя словами на всё, так же жутко рвало её при запахе травки, и так же равнодушно она восприняла свою беременность, дошло как-то в один из дней, что ставшая сильно чувствительной грудь сигналит о беременности.
Твердо знала, что родится урод — она-то все эти дни была под кайфом, или очень больной, да и зачем пускать на свет не нужного никому ребенка — сама себя матерью она не видела, ей было все равно, что с ней станется — затрахают её до смерти, или же прибьют, жалко, тот, который был в России хорошим, не добил её.
Все это проходило у неё в мозгах, ну, как бегущая строка в телевизоре.
Равнодушно же пришла к выводу, надо пойти утопиться. Жутко исхудавшая, с ввалившимися глазами и щеками, она абсолютно ничем не напоминала ту прежнюю, нагловатую-хамоватую Маринку.
Даже доведись ей чудом попасть домой, что ей там делать? Сына нет, отец однозначно не станет жить с ней вместе в одной квартире, мужики? После всего случившегося она их просто не воспринимала, выход был только один — утопиться.
Знала она из разговоров, понимала кой чего из их речи — что километрах в десяти есть горная речка с быстрым и холодным течением, но план пришлось немного отложить, случился выкидыш.
Она ничего не делала, просто встав утром с лежанки — где её роскошная двуспальная с двухсторонним матрасом кроватка? — резко дернулась от прострелившей низ живота боли, и из неё полилось…
Муха, шедшая к ней в закуток, охнула, что-то запричитала, уложила несопротивлявшуюся Маринку обратно и начала суетиться. Поила её какой-то дрянью, приезжал встревоженный доктор Саид, делал какие-то уколы, ей было все равно, она твердо знала — все равно пойдет к этой реке.
Саид, никакой не Саид — явно славянских кровей не сдержался:
— Что ж ты так, я надеялся, встряхнешься и будешь моей правой рукой, медсестра-то ты со стажем.
Маринка равнодушно пожала плечами.
— Подумаешь, подлецом оказался этот твой… жизнь-то не кончается, все ошибаются и не так…
— Нет! — едва слышно ответила Маринка.
— Что нет? Ты посмотри какая здесь природа, зима теплая. Я зимой в кроссовках и ветровке хожу, фрукты-овощи, все натурпродукт, будешь хорошие деньги иметь, я тебя своим замом сделаю. Мужика подходящего выберешь…
Маринку передернуло — она опять сказала:
— Нет!
— Ну, как знаешь, — рассердился Саид. — Ладно, подумай все-таки, я как-нибудь еще загляну. Вот выздоровеешь и куда пойдешь? Батрачкой если только! Россия, она далеко, не выберешься ты отсюда!
— Зачем выбираться? — подумала Маринка. — Жить-то незачем!
Она порадовалась, что случился выкидыш, не родится больной, а то и совсем уродом на муку, этот неизвестно кем зачатый ребенок.
Многое вспомнила она из начала поездки, как пустая голова принимала все эти льстивые комплименты за чистую монету, как старалась блистать — перед кем? Как строила глазки…
— Мамочка моя, что ж ты меня, дуру, не научила в мужиках разбираться?
Потом уже, поразмыслив, вспомнила и теть Лидины резкие слова.
— Права, ох, как права теть Лида, я никого не слушала и не слышала, ну да сейчас уже ничего не исправить!
А два замурзанных пацаненка продолжали свой путь, получилось у них проехать часть пути на товарняке. Петька, не рассуждая, следовал за Валиком, ясно понимая, что без Валика он бы давно умер где-то на дороге. Он загорел до черноты, его крашенные волосы отрастали, но поскольку на голове были как у персидского, соседского, там дома, кота — колтуны, настоящий цвет волос не взялся бы определить никто. Давно немытая, пропыленная голова, цыпки на руках, грязная, замызганная одежонка, кому охота приглядываться к таким детишкам. Так и брели, и вот, Валик, прочитав какую-то надпись на столбике у дороги, улыбнулся.
Читать дальше