Надя Делаланд: Рассказы пьяного просода

Постепенное разрушение физического тела, ослабление связи с ним, выражающееся в болезнях и кокетстве памяти, возвращало Маргариту Степановну в детство, даже глубже – в младенчество, когда душа и тело еще разобщены. Когда все настолько не твое, что остается только дико кричать и некоординированно размахивать конечностями. Потом уже легче, но тоже еще далеко не просто. Она вспомнила с необыкновенной яркостью непослушность детской руки, пытающейся правильно держать ускользающую ложку. Ощущение было таким, словно бы ее настоящие руки втиснуты в какие-то неприятные, плохо гнущиеся перчатки – фальсификацию рук – которые вдобавок еще и велики так, что настоящие пальцы не достигают кончиков поддельных, и от этого совсем неудобно и гадко. Вот и теперь тело сделалось чужим, отказывающим вдруг в чем-нибудь привычном, само собой разумеющемся. Особенно огорчала Маргариту Степановну левая нога, время от времени отнимающаяся, становящаяся ватной дохлятиной, предающая в самый неподходящий момент, например, на середине пешеходной зебры в разгар желтого света перед красным. Маргарита Степановна боялась, но это были волны на поверхности, внутри она знала и была спокойна. Или так: тело ее боялось, самосохраняясь из последних сил своих инстинктов, а душа отстранялась от него все сильнее, и с ней уже не происходило то, что случалось с ним – она медленно выселялась, съезжала, без особенной жалости прощаясь со своим – движимым еще – имуществом. С рухлядью.

Зайдя в бывшую «булошную», обезличенную после пластической операции и серо зовущуюся супермаркетом, Маргарита Степановна придирчиво выбрала и отправила было в металлическую корзину на колесах лоток с яйцами, на котором стояла завтрашняя дата, но передумала и поменяла на лоток с вчерашней. Овощи не заинтересовали ее. Зато она выбрала увесистую гроздь бананов, немного недозревших и поэтому не расползающихся безвкусно во рту, как это делают желтые в пятнах, которые обычно рекомендуют ничего не понимающие в них продавщицы. В молочном отделе Маргарита Степановна запаслась ряженкой, кусочком адыгейского сыра и двумя, уже кем-то для нее заботливо отломленными, стаканчиками с вишневым йогуртом. Проходя мимо многолико цветущих тортов и пирожных, она прельстилась маленьким шоколадным творожником в картонной коробке. Добавив ко всему этому хлебный батон, Маргарита Степановна пристроилась в очередь к кассе. Перед ней стоял бравый работяга с загорелой шеей, он все набирал в широких карманах пятнистых от краски и побелки штанов мелочь, но все не был ею доволен, поэтому сбрасывал монетки обратно, с мелким звоном перемешивал и снова пытался угадать нужные. Маргарита Степановна тоже решила подготовиться и достать деньги. Она привычным движением опустила руку в сумочку, как всегда думая не глядя ее расстегнуть, но это не удалось ей, потому что сумочка уже была расстегнута.

Более того, из ее раскрытого рта глумливо свешивался помятый язык носового платка. Она растерянно затолкала его обратно, окунув в сумочку руку и тщетно пытаясь нашарить там кошелек. Не веря себе, она лихорадочно начала выворачивать из сумочки все ее внутренности, накидывая их на продукты в корзине. Древние конфеты в потертых фантиках, полуистлевшие записки, рекламные листочки, которые ей насильно всовывали у входа в метро, щербатая расческа, неожиданно новая пудреница и прочие дамские мелочи громоздились на неоплаченных покупках, просачивались сквозь них, проваливались в крупные клетки корзины. «КАК?! – только и могла повторять про себя Маргарита Степановна. – КАК?!» Это глупое слово как нельзя лучше вмещало в себя недоумение, негодование и бессилие, которые она испытывала.

Тем временем работяга с загорелой шеей наконец вынужден был прервать коловращение мелочи в своем кармане, расстался с ее частью и, забрав покупки, ушел. Маргарита Степановна оказалась один на один с кассиршей – плотной кучерявой женщиной средних лет. В конопушках. «Что же делать?» – беспомощно подумала Маргарита Степановна, глядя на конопушки и теперь еще переживая из-за добавившегося горя неплатежеспособности. Раздражаясь на заминку в своей работе, кассирша произнесла с заметным южным выговором:

– Женщина, долго вас ждать? Выкладывайте покупки!

Но Маргарита Степановна и не думала этого делать. Бормоча «сейчас, сейчас», она вдруг решила поискаться в карманах своего синего жакета. Кассирша плавным движением пианистки убрала руки с кассового аппарата и с обновленным вниманием взглянула на маленькую аккуратную старушку, азартно роющуюся в карманах, затем запихивающую в сумку кучу бумажек и вещичек и роющуюся там, потом снова с неослабевающим вдохновением возвращающуюся к карманам.