Элис Хоффман - Верная [litres]

Зачем же Шелби станет омрачать радость подруги, сказав ей, что девочка-подросток, не желающая жить в пригороде, способна превратить жизнь своей матери в ад? И все-таки она с легкостью сделала это.

Правда, это случилось только через две недели, накануне переезда.

Маравелль в полном исступлении позвонила Шелби в десять часов вечера. Коробки с вещами были упакованы, грузчики должны были приехать завтра утром, а Жасмин куда-то пропала.

– Подожди до полуночи, прежде чем впадать в истерику, – посоветовала Шелби.

Час ведьм, время наступления ночи, которое больше всего пугало всех родителей. К этому времени Жасмин должна была оказаться дома.

Но нет.

Маравелль обзвонила всех друзей дочери, разбудила родителей некоторых из них, но Жасмин нигде не нашлась. Тогда Маравелль оббежала уже по-ночному тихие окрестности, поискала дочь в парке, куда никто, будучи в здравом рассудке, не сунется с наступлением темноты. Она позвонила Шелби на мобильный от закусочной на углу, рядом с остановкой школьного автобуса. Шелби с трудом понимала ее слова сквозь плач.

– Жасмин пытается напугать тебя, – сказала Шелби.

Она, конечно, никому не пожелала бы испытать стрессы, которые сама устраивала матери.

– Что ж, у нее это неплохо получается, – сказала Маравелль. – Я готова ее убить, пусть только попадется мне в руки.

Шелби лежала на диване, надеясь на хорошие новости от Маравелль, рядом храпел огромный Пабло. Она всегда считала, что у нее красивый вид из окна: композиция из гудрона, булыжника, крыш, водонапорных башен, – но сейчас внешний мир казался враждебным.

В ожидании звонка от Маравелль Шелби выпила зеленого чая и выкурила сигарету. Ей казалось, что хорошая привычка сводит на нет плохую.

В полиции Маравелль сказали, что ничем не могут ей помочь, пока не пройдут двадцать четыре часа с момента пропажи ее дочери. Этого времени как раз хватит для похищения или убийства, для того, чтобы засунуть тело Жасмин в большой мешок для мусора и подбросить его на Центральный бульвар. Шелби не могла представить себе, чем сейчас занимается Маравелль. Ответственность любить кого-то непомерно тяжела для человека, вот почему Шелби сделала все от нее зависящее, чтобы избавить себя от этого.

Вскоре после полуночи к дому Шелби подъехало такси. Пабло начал лаять, к нему присоединились остальные собаки. Шелби постаралась успокоить их. Она взгромоздилась на спинку дивана и увидела через окно, как из такси вышла девушка. Это была Жасмин.

Шелби без промедления набрала Маравелль. Как только та взяла трубку, Шелби сказала:

– Забудь про полицию. Она здесь.

– О господи! Я сейчас же приеду.

– Не надо. Она убежит. – Жасмин позвонила снизу. Шелби стремительно бросилась к стене, чтобы нажать кнопку, открывающую дверь. – Ей нужно, чтобы кто-то старший, но не мать, выслушал ее. Я притворюсь, что я и есть этот взрослый. Понимаешь, она расскажет мне то, что не станет говорить тебе.

– Хорошо, Шелби. Но помни: я отдаю в твои руки самое драгоценное, что имею на свете.

« Твою мать », – подумала Шелби, вешая трубку. Она всегда избегала слишком близких отношений с окружающими. Люди опасны, ненадежны, хрупки, глупы, жадны, нуждаются в деньгах. Достаточно вспомнить, что случилось с Хелен, Беном Минком, женой Харпера Леви.

Собаки чуть не сошли с ума, когда раздался стук в дверь. К счастью, сосед сверху – официант, который вернется домой только на рассвете, а парочка, живущая внизу, нередко устраивает пьяные драки и вряд ли станет жаловаться на шум.

Шелби обдумала ударную первую фразу, но когда она увидела залитое слезами лицо Жасмин, просто обняла девушку и прижала к себе.

– Я ненавижу свою мать, – выпалила Жасмин.

Хорошенькое начало. Собаки в восторге, что у них появилась компания, особенно Блинки, которого Жасмин всегда воспринимала как уродливого, вызывающего страх пса.

– О, Блинки! – сказала Жасмин, словно это единственное существо на свете, способное понять ее. Девушка спрятала лицо в его мех и горько зарыдала.

– Ты, наверно, проголодалась. У меня есть китайское печенье, – сказала Шелби.

Оно у нее всегда наготове. Она хранит печенье с непрочитанными предсказаниями судьбы в пластиковом контейнере на кухонной стойке, за тостером.

– Почему ты их не ешь? – спросила Жасмин.

– Никто не должен знать своего будущего. А вдруг оно ужасно?

– А если наоборот – замечательно?

– Как жизнь на Лонг-Айленде? – пошутила Шелби.