Элис Хоффман - Здесь на Земле

К вечеру сено на полях уже ломкое от изморози, особенно на запад от Лисьего холма, где пастбища заблестели, как звезды. В октябре смеркается в полпятого, и, хотя листва стала ало-золотой, в темноте все превращается в тень самого себя — серое с пурпуром по краям. В такое время года в здешний лес лучше не соваться. Так, по крайней мере, утверждают местные парни. Даже признанные смельчаки не отважатся на обратном пути с футбольной тренировки в Файермен-Филдс сойти с шоссе. И те, кто уже достаточно взрослый, чтобы выпросить поцелуй у своих подруг возле темных вод озера Старой Оливы, тоже спешат побыстрее оказаться дома. Если откровенно, некоторые из них даже пускаются бегом. Всякий запросто здесь сгинет. Пару-тройку раз не туда свернув, он обнаружит себя в местности с красноречивым названием Глухая топь — и вечно останется там блуждать средь камыша и пугливых стаек мальков. И долго-долго после того, как люди наткнутся на его кости и захоронят их на вершине холма, что буйно порос дикой голубикой, душа его будет силиться отыскать дорогу.

Кто не из здешних мест, скорее всего, поднимет на смех парней, верящих в подобное, и даже назовет их дурнями. А ведь есть и зрелые, пожилые люди, всю жизнь не покидавшие Дженкинтаун, которых мало что вообще страшит в этом мире, — но и они не перевалят за холм, как стемнеет. Даже пожарники со станции на Мейн-стрит, отважные добровольцы, дважды награжденные за героизм самим правительством, облегченно вздыхают, окажись, что в колокол бьют на Ричдейл, или Седьмой стрит, или еще где — везде, в общем, только не близ холма, единственного места, от которого действительно стоит держаться подальше.

Аарон Дженкинс, основатель города, семнадцатилетним юношей приехавший из английского Уорика, первым обнаружил, что некоторые из здешних мест могут довести до беды. Свой дом в Глухой топи он построил в 1663 году. И вот одной октябрьской ночью, когда прилив застыл коркой льда и отказался возвратиться в море, было Аарону во сне послание, что должен он немедленно уйти отсюда или же, как вода, тоже будет скован льдом. Побросав весь свой нехитрый скарб, юноша бежал за холм, хоть и свирепствовала в ту ночь ужасная буря, над головой сверкали молнии и падали градины величиной с яблоко.

В своем дневнике (том самом, что выставлен в читальном зале городской библиотеки) Аарон клянется: тысячи лисиц неслись за ним по пятам. А он бежал, бежал, пока не достиг места, где теперь городская площадь. Там и построил вскоре себе новую обитель — однокомнатный, без изысков домик (в нем сейчас туристический центр, гости из Нью-Йорка и Бостона приобретают тут путеводители).

Того количества лисиц, что гнались за Аароном Дженкинсом, сегодня уж в помине нет. Хотя некоторые старожилы еще помнят дни, когда от них в лесу проходу не было. Запросто можно было увидеть их прикорнувшими в курятнике или ловящими рыбу в озере Старой Оливы. Некоторые даже утверждают, что всякий раз, как со двора прогоняли собаку, лисицы принимали ее к себе, и оттого рождались диковинные псы с грубой рыжеватой шерстью. И в самом деле, одно время здесь было полным-полно таких псов — до того, как вдоль 22-го шоссе выстроились фермы и город опоясали сады, так что холодными октябрьскими днями весь мир теперь пахнет, будто яблочный пирог.

Еще лет двадцать пять назад в лесу жили сотни лисиц. Как смеркалось, они собирались и лаяли, подвывая, — каждый вечер в одно и то же время (часы можно было выставлять но их вою). А потом в одну ужасную осень был снят запрет на охоту, и все словно с ума посходили, стреляли во все, что движется. Сейчас многие жалеют, что такое тогда творилось, очень жалеют. Кролики ныне так осмелели, что посреди бела дня спокойно сидят себе на ступеньках библиотеки. То с огорода их гонишь, где они угощаются твоим лучшим кочанным салатом и бобами, то видишь на парковке у магазина, с комфортом разместившихся жарким полднем в тенечке у твоей машины. Они просто чума какая-то, всякий скажет. Даже сердобольные дамочки из библиотечного комитета нет-нет да и положат у двери приманку с ядом.

Очень много кроликов у проселка, что ведет на Лисий холм; и даже внимательный водитель рискует переехать там парочку ушастых. Лишний повод, кстати, держаться подальше от холма. Марч Мюррей, уроженка здешних мест, тоже так считает вот уже девятнадцать лет. Все это время она прожила в Калифорнии, где чистые, желтые, как лимон, рассветы заставляют забыть о существовании всех других мест мира. Например, здешнего леса, где в октябрьский послеполуденный час легко перепутать день с ночью и где дождь льет с такой силой, что никакая птица не взлетит. Именно в один из подобных дней, когда небо — цвета камня, а ливень так холоден, что обжигает кожу, Марч вернулась домой, и хотя возвращаться не планировала, все же очутилась здесь по своей собственной воле.