Элис Хоффман: Здесь на Земле

— Скоро уже? — не терпится Гвен.

Вот бы оказаться на заднем сиденье чьей-нибудь «хонды», думается ей.

Сумерки. Странное, обманчивое время, когда видишь то, чего нет. По крайней мере, нет сейчас, в настоящем. Вон там, у кленов, — лестница Алана, ее брата. Темный силуэт в лесу — наверное, корзина Джудит Дейл, которую она всегда брала, идя по чернику. А поодаль, у каменной стены, стоит мальчик, в которого Марч была влюблена. Ей чудится или он действительно пошел за ними следом? Замедли она шаг — и он догонит, поравняется. Надо бы поосторожнее, иначе мальчик навечно останется рядом.

— Зачем так нестись?

Гвен запыхалась, пытаясь поспеть за матерью.

— Я вовсе не бегу, — убежденно отвечает та.

И тут же приводит ряд причин, почему бежать надо. А именно: добраться до ближайшего телефона, срочно позвонить, чтобы приехали и вытащили машину. И Ричарду в Калифорнию, пусть не волнуется — они целы и невредимы. Обязательно связаться с Судьей: обговорить, когда можно будет осмотреть имущество миссис Дейл. А еще звякнуть Кену Хелму, он всегда не прочь был у них подзаработать: придет, взглянет на дом, не нужен ли ремонт. В мансарде, конечно же, полно белок. Как, впрочем, и всегда в такое время года.

Нарядные ботинки Гвен облеплены грязью, ей холодно.

— Понятно теперь, отчего ты и папа никогда сюда не возвращались. Здесь мерзко.

Плечи Марч болят от чемодана, онемела шея. Старая грунтовка — один сплошной подъем. Им бы пойти по 22-му шоссе, однако там, по левую руку, не миновать развилки, прозванной в народе Чертовым Углом. У Ричарда — разгар семестра, он не поехал. А то не было бы проблем. Она не готова пройти то место лишь с Гвен на пару. Еще не готова. Говорила ведь и Ричарду, и себе: прошлое — всего лишь прошлое, оно было — и уже бессильно. Однако если это так, то откуда тогда ощущение, будто некто незримый водит сверху вниз по ее коже кубиком льда?

— Кажется, я вижу дом, — сообщает Гвен.

Кен Хелм первым обнаружил миссис Дейл. Он принес кирпичи — чинить дымовую трубу — и постучал в дверь. Был ранний вечер понедельника, небо темно-синим бархатом ложилось на холмы. Кен подумал было, что никого нет дома, но затем налетел ветер и распахнул дверь. Джудит сидела в кресле у камина, душой уже не в мире сем. Билл Джастис, старый друг и деловой партнер отца Марч, известный всему штату просто как Судья, позвонил ей в Калифорнию на следующее же утро. Что ж, по крайней мере, обошлось без больничной койки, болей и героических мер по спасению. Однако это не слишком утешает Марч. В особенности потому, что Билл — адвокат с полувековым стажем, тридцать лет из которого он был к тому же и судьей, — прикрывал рукой телефонную трубку, надеясь, что не слышно, как он плачет.

— Дымовая труба, однозначно, — щурится в темноту Гвен. — Я вижу ее. А еще ворота.

В самолете, после тряски на взлете, Марч заснула. Иными словами, сделала то, чего не следовало ей в дороге делать, ибо всякий раз, отходя от сна, она долгое еще время была вялая, медлительная и не в состоянии сообразить, что к чему.

Ей снился отец, вот уже двадцать пять лет как умерший. Генри Мюррей стоял в дверях их гостиной, в том свитере, что больше всего ей нравился, — бурой шерсти, с глубокими карманами, где он всегда держал ментоловое драже. Они с Биллом Джастисом были единственными адвокатами на весь город. Хоть и партнеры — но по разные стороны баррикад в наиболее трудных тяжбах, благодаря которым отец и снискал себе популярность.

«Вам Мюррея или Справедливость?» [2] Джастис (Justice) буквально означает «справедливость». — шутил обычно Билл. И должно быть, не мог иначе, поскольку Мюррея любили все. Дети выпрашивали по мятному леденцу всякий раз, как он появлялся в городе, и неугомонно следовали за ним, прося еще. Когда он внезапно умер, допоздна заработавшись в своем офисе, вся ребятня в городе заговорила об аромате мяты, странным образом возникшем в ночном воздухе, будто что-то сладкое незримо проносили мимо.

При каждом воспоминании об отце Марч ощущает острую боль в боку. Поразительно, как много утрат способен выдержать человек. У Ричарда вообще никого не осталось, за исключением Марч и Гвен. У Марч с этим немного лучше — есть брат Алан, от которого, впрочем, она стала так далека, что более нет смысла считать их родственниками. И вдвойне такого смысла нет по отношению к сыну Алана, мальчику, которого она никогда даже не видела.

— Пришли, — объявляет Гвен.

Ворота. Марч ставит чемодан и осматривается.