Олег Хлебников - Заметки на биополях [Книга о замечательных людях и выпавшем пространстве] [сборник litres]

Последнее его место работы оказалось тоже здесь, но уже в «Новой газете», в которую мы с ним пришли почти одновременно. Точнее я – на пару месяцев раньше. В «Литературке» тогда (1996 год) Юре становилось все теснее – его материалы казались начальству газеты «уж слишком». И однажды он сказал мне: «Слышь, скажи Мите (имелся в виду главный редактор “Новой”. – О. Х. ), что я готов пойти к нему первым замом».

…Когда-то мой нынешний кабинет был его кабинетом. Переехав, я почему-то не выбросил многие ему самому уже не нужные бумаги. Что-то предчувствовал? Вряд ли. А еще в одном ящике стола до сих пор лежат письма Юрке – лужицы, оставленные тем потоком, который обрушивался на него и в Думе, и в газете.

Тридцать с лишним лет назад ему в руки попало письмо и с моими стихами. Ответом были: сначала совершенно неожиданная – первая в Москве – публикация в «Алом парусе» (сейчас бы сказали: страничке для тинейджеров) многомиллионной тогда «Комсомолки», а потом – его короткая записка с предложением приехать в Москву и прийти в «Алый парус» и с удивительным словом «спасибище» (это за стихи-то!) в конце.

С этой записки и началась моя московская да и литературная жизнь. Благодаря Юрке я познакомился со Слуцким, Вознесенским и Ароновым. И – о! – как окрылило меня их благословение… Но важнее другое. Благодаря Щекочу тогда, семнадцатилетним, я увидел совсем другие масштаб и способ жизни.

А больше всего меня поразил он сам: всегда в кожаной «журналистской» куртке, стремительный, остроумный… И очень теплый. Я даже стишок о нем сразу же сочинил:

А заканчивалось так, несколько пафосно:

Однако действительно – не смирился и не затих.

…Однажды, когда я в очередной раз приехал в Москву, а Щекоча в ней не оказалось – исполнял священный долг перед родиной под Ростовом, – мне вдруг стало ясно, что без него Москва – совсем другой город. Как будто какая-то очень важная тема из симфонии исчезла.

То же самое произошло и летом 2003-го.

Но тогда-то, в конце семидесятых, еще можно было хотя бы не в Москве попробовать увидеть Щекоча. Что мы с Ленькой Загальским, работавшим под Юркиным началом и, конечно, тоже его другом, и решили немедленно сделать.

Время было легкое на подъем (в смысле цен билетов на самолет) – и мы в тот же день оказались в Ростове-на-Дону.

Ленькино удостоверение «Комсомольской правды» и сдерживаемая лишь брючным ремнем солидность собкора «Комсомолки» по Ростовской области сделали свое дело: армейское начальство вызвало к нам Щекоча.

Солдатская форма на нем не сидела и даже не висела, а топорщилась сразу во все возможные стороны. Тем не менее, как нам позже рассказал Юрка, у генерала, командовавшего аэродромом, где Щекоч служил, были на него серьезные виды. Во-первых, написать с Юриной помощью книгу своих мемуаров и, во-вторых, женить его на своей дочке. Ни того ни другого Юрка категорически не желал делать и очень хотел без свидетелей посоветоваться с нами, как лучше откосить.

Собкор «Комсомолки» знал правила игры и психологию командиров – и как-то очень кстати процитировал Брежнева, после чего армейское начальство отпустило Щекоча с нами, такими политически грамотными, до вечера. Правда, придало лейтенанта в качестве сопровождающего (от него мы, конечно, легко избавились, быстро напоив и спать уложив в своем гостиничном номере).

Это был веселый и счастливый день…

А спустя года три, приехав в Очаково рано утром (с поезда), я обнаружил на доблестном полу «крейсера» очень солидно спящего человека. «Это мой командир, – ласково объяснил Юрка, вообще-то неравнодушный к высокопоставленности знакомых, – генерал-лейтенант». – «Тот самый, который хотел тебя женить?» – «Мяу-мяу…» – смутился Щекоч. «Что ж ты его на полу держишь?» – «Но диван же занят!» Действительно, на диване тоже кто-то спал, и я, забыв о генерале, стал прикидывать, на какой бы плоскости обосноваться следующей ночью.

…Ну вот, я сейчас это пишу, а рядом с компьютером лежит вещичка, оставшаяся в кабинете после Щекоча, – антипрослушка, правда, уже старая и испорченная…

Как опасно то, чем занимался Юрка, мы, конечно, понимали. Но, наверно, до конца не чувствовали. Он сам снижал пафос, как будто говоря: «Но меня же еще ни разу не убили!»