Олег Хлебников - Заметки на биополях [Книга о замечательных людях и выпавшем пространстве] [сборник litres]

Самым близким и заинтересованным «дядькой» был Евтушенко. Он публиковал в «Огоньке» свою антологию русской поэзии ХХ века и приходил часто. И спорил я с ним нередко – по составу некоторых публикаций. Так, помню, удивился тому, что Евгений Александрович выбрал из Георгия Ив а нова, и составил подборку из совершенно других стихов этого большого поэта. Евтушенко ее принял.

А однажды Евгений Александрович спросил, почему у меня такой усталый вид. «Потому что устал», – резковато ответил я, и Евтушенко предложил поехать отдохнуть на его дачу в Гульрипше. И мы с моей второй женой Анной оказались на его знаменитой даче с белыми шарами у входа, на которых было написано «Станция Зима», под опекой его друга и порученца Джумбера Беташвили, занимавшего какой-то высокий хозяйственный пост в абхазском правительстве.

Это был чудесный отдых. Дачу от пляжа отделяла только узкая дорога и кустарник, в котором валялись черные свиньи, а грузинские и абхазские застолья сменяли друг друга. Потом, во время грузино-абхазской войны, дача Евтушенко была стерта с лица земли, а Джумбера Беташвили, говорят, расстреляли в подвале собственного дома в Сухуми.

Так вот Евтушенко был «дядькой», а Коротич? Коротич – нет.

Он был очень хорошим редактором. Всю толстую пачку рукописей, которую я отдавал ему вечером, возвращал утром следующего дня полностью прочитанной и умело почерканной. Если материал заворачивал, тот действительно был или недостаточно сильным, или, на его взгляд, преждевременным (как мы в таких случаях иногда поступали, я уже писал). Еще он умел так отказывать авторам, что они уходили почти счастливыми. И наверно, главное в те годы для хорошего редактора: он умел разговаривать с начальниками на их языке. Так, что начальники чувствовали: он совершенно разделяет их позицию, но по натуре человек более мягкий и снисходительный (потому и сам не начальство, и никакой угрозы, что будет претендовать). Поэтому и оправдывает зарвавшихся: мол, молодые, глупые, горячие, будем воспитывать.

Словом, хитер был Виталий Алексеевич как редактор, а иногда и неожиданно смел. Ну, все, кто постарше, помнят, как он вышел на трибуну сквозь недоброжелательный гул «агрессивно-послушного большинства» съезда народных депутатов с документами, изобличающими коррупцию региональных элит (потом рассказывал, что было страшно)… Кто не помнит, не знает, и не надо – сейчас коррупция (в том числе в регионах) на порядки выше.

Но из «Огонька» не только Коротич выходил на уровень высокой государственной политики. На нем оказался – и куда основательней – редактор отдела писем, чей кабинет находился ровно напротив моего, через коридор: Валя Юмашев.

На работу Валя ходил в джинсах и кроссовках. Девочки из его отдела дали ему ласковую кличку Барсик. В журнал он не писал, зато очень вовремя придумал печатать в «Огоньке» читательские письма – они были тогда потрясающими. И вдруг, когда Ельцин (во время опалы) согласился дать интервью «Огоньку», Валя настоял, что сам будет его брать (хотя собирался это делать политический обозреватель, почему-то приписанный к юмашевскому отделу – мой друг Толя Головков).

Вскоре Юмашев подошел ко мне и спросил, не сдает ли кто-то дачу в Переделкине, – Ельцин хочет снять. Я не знал и интересоваться не стал – никогда не испытывал к БН особых симпатий.

А еще чуть позже Валя подарил мне книгу Ельцина в своем исполнении. Называлась она «Исповедь на заданную тему», как первая опубликованная в «Алом парусе» «Комсомолки» заметка Юмашева (заголовок придумал тогдашний, после Щекочихина, капитан «АП» Павел Гутионтов), и содержала в себе пометки в скобках типа: (Смеется.), (Кашляет.)…

Валя всегда был негромок, улыбчив и услужлив. Когда мы отдыхали в одно время с ним в доме отдыха «Правды» в Пицунде, он по своей инициативе покупал и приносил нам с женой домашнее вино. Думаю, эти качества и подобные телодвижения Юмашева немало поспособствовали его политической карьере, вершиной которой стал пост главы Администрации президента. Но, мне кажется, Валя к такой известности не стремился – ему больше нравилось оставаться в тени. Неслучайно какое-то время бытовало мнение, что в ельцинском окружении (уже кремлевском) серый кардинал – именно Юмашев.

Но все это было потом, потом…

А значительно раньше – в начале 1991 года – мы ушли из «Огонька». Мы – это три члена редколлегии, в том числе ответсек, его зам, весь отдел литературы, редактор международного отдела, новый финансовый директор и даже одна очень квалифицированная верстальщица. Всего человек четырнадцать.