Ева Север - Трасса Ноль

Сейчас его маленький двойник – безумное альтер эго произнесет слова, которые решат судьбу Сида. Скажет, что пришел поквитаться за все принятые решения и что настало время держать ответ. А может быть, он просто убьет его. Утащит за собой в небытие вечных сумерек и невнятных шорохов в углах покинутой квартиры.

Мальчишка набрал в легкие побольше воздуха, пододвинулся ближе и выпалил:

– Здесь вообще все это время никого, кроме нас с тобой, не было. Все эти годы. Понимаешь?

Сид ожидал всего что угодно, но только не этого. Захотелось выпалить: неправда, ты лжешь! Не может быть, чтобы все закончилось так просто. Ни старых долгов, от которых не уйти, ни воздаяния за принятые решения – ничего. Как будто они совсем одни в этой безумной Вселенной, и никто не ведет счет добру и злу, стоящему за всеми поступками людей. Этого не может быть! Так еще страшнее.

Но слова почему-то застряли в горле, и Сид промолчал.

– Не веришь, – огорченно хмыкнул пацан, но тут же снова расплылся в плутоватой ухмылке. – А ты прислушайся!

Сид покорно напряг слух – и обмер. Он не заметил, в какой момент исчезло без следа гнетущее мертвое безмолвие. Их окружала обычная тишина спящего дома. Где-то в трубах негромко шумела вода, на полу тикали опрокинутые часы. Напряженное прерывистое дыхание Сида смешивалось с еле слышным легким дыханием пацана, что стоял напротив.

А самое главное: за стеной было тихо. Будничная тишина пустой комнаты – не больше и не меньше.

Все еще не веря, Сид огляделся по сторонам. Стены, когда-то белые, с годами посерели, рисунки на них выцвели, только пламенела вызывающим пятном их Трасса Ноль. Развороченная оскверненная постель – даже не кровать, просто широкий матрас, который Сид много лет назад притащил в эту комнату, небрежно бросил на дощатый пол в углу. Тонконогий деревянный жираф на подоконнике, рядом с ним притулился портрет чужой серой кошки.

Никаких теней в углах, ни намека на чужое враждебное присутствие. Обычная комната. Разгромленная, буквально вывернутая наизнанку, и все же такая привычная и родная, хранящая верность своему беспутному хозяину. Его дом, все, что у него теперь осталось.

Неужели это все? Так просто?

Сид ощутил, как ледяная могильная плита, уже готовая опуститься на плечи, незримо тает. Черт, да разве могло быть по-другому? Разве сам он когда-нибудь был другим? Нет, Сид никогда не умел иначе. Живи, как знаешь, никто не подскажет и не осудит. Таков уж он – вечный Питер Пэн, раз и навсегда отказавшийся помнить зло и тревожиться о будущем.

Ему захотелось вздохнуть полной грудью, губы раздвинулись в неуверенной, пока боязливой улыбке.

Мальчишка шмыгнул носом и подмигнул:

– Ну как? Чаем хоть угостишь?

Бессонная ночь в темной палате тянется бесконечно долго.

Подушка отвратительно нагрелась, да к тому же еще и сбилась на правый бок. Если бы только Яна могла ее поправить! Она почти уверена: тогда ей сразу же удалось бы уснуть. Но, конечно, об этом оставалось лишь мечтать.

На ночь ее руки все еще привязывали к бортикам кровати. Врач с широкой резиновой улыбкой не уставал повторять, что это лишь подстраховка во избежание форс-мажора.

Зато днем Яна теперь оставалась совершенно свободна, ей даже позволяли выходить за пределы палаты. Правда, в голове постоянно мутилось от снотворного, все ее дни проходили в тяжелой полудреме. А вот по ночам сон куда-то испарялся, и тогда Яна часами маялась, пересчитывая трещины на темном потолке.

Конечно, все было не так уж плохо. По крайней мере, ее перевели из палаты для острых. Там вообще невозможно было спать из-за постоянных всхлипываний и бессильных подвываний соседок по койкам.

Первые дни обернулись для Яны подлинным адом. Сутки напролет она лежала, распятая на кровати, прикованная жесткими кожаными ремнями, от которых на запястьях и лодыжках проступали широкие кровавые полосы.

Соседнюю койку занимала тощая дряхлая узбечка в байковом халате явно с чужого плеча. Яна пыталась было с ней заговаривать, но скоро уяснила: старуха то ли не может, то ли не хочет отвечать. Когда к ней обращались, она только злобно сверкала черными глазами под сросшимися бровями да поплотнее запахивала пестрый ворот халата.

Днем все было в порядке. Но когда приходила ночь и в палатах выключали свет, изо всех щелей лезли тараканы. Наглые, откормленные, они лениво перебирали лапами, прогуливаясь по облезлым стенам.