Йоханнес Зиммель - Мечтай о невозможном

И снова стало тихо в палате. Наконец Фабер спросил:

— Когда Горан был доставлен к вам транспортом ООН, он был в этом ужасном состоянии из-за того, что врачи в Сараево не могли больше обеспечить его медикаментами?

— Они должны были, по меньшей мере, иметь важнейшие медикаменты. Кроме того, после последнего обследования мы дали Горану с собой большой запас лекарств. Нет, причина не в этом.

— В чем же тогда?

— Мы еще не знаем этого, господин Джордан. Сначала мы должны постараться поддержать в Горане жизнь и продвинуться настолько, чтобы можно было провести биопсию! Под местным наркозом мы должны получить из ткани печени цилиндр длиной от одного до двух сантиметров. Может быть, патолог тогда скажет нам, что там случилось. Острую реакцию отторжения и связанное с этим ужасное состояние Горана могла вызвать и вирусная инфекция, такая как гепатит, цитомегалия и другие.

Постучали, и вошла светловолосая врач, которая утром принимала Фабера и выдала ему халат и именную табличку.

— Вот и я наконец, — сказала Юдифь Ромер. — Извини, Мартин! — Затем она поздоровалась с Фабером.

— Как дела у Курти? — спросил Белл.

— Он успокоился, — сказала врач. — Из-за отца нам пришлось все же вызывать полицию. Мать теперь в гостинице.

Она объяснила Фаберу:

— Эта мама привезла к нам трехлетнего малыша. Лейкемия. Она живет отдельно от мужа. Он — хронический алкоголик без работы, постоянно избивал жену и ребенка. Он прознал, что мать привезла к нам Курти, объявился здесь и потребовал, чтобы оба ушли с ним. Совершенно пьяный. Снова избил жену. Ребенок забрался под кровать и кричал от страха. Санитары попытались защитить обоих. Отец поранил одного из них. Все отделение в панике. Оставалось только вызвать полицию. Его забрали. Теперь ему запрещено сюда являться. Уже подключился попечительский суд. При ускоренном рассмотрении дела за матерью будут признаны исключительные родительские права. Все это очень печально, но что нам делать? В первую очередь мы должны защитить ребенка, не так ли?

— Несомненно, — сказал Фабер.

«Кто имеет право опеки над Гораном? Мира? А если с Мирой что-нибудь случится? Тогда на очереди — я? Туннель!»

— Ко всем прочим проблемам у нас, к сожалению, добавляются и такие, — сказал Белл.

Юдифь Ромер обследовала Горана.

— Сон глубокий, — сказала она. — Состояние без изменений. Отправляйся, наконец, домой, Мартин! Я останусь здесь, пока не придет сестра ночной смены. Потом я еще должна заняться лабораторными анализами. Итак, до завтра!

Фабер сказал Горану:

— Завтра деда снова придет.

Мальчик не реагировал.

— Вы должны говорить громко!

Фабер повторил фразу очень громко. Горан лежал неподвижно.

— Он сейчас не слышит ничего и никого, — сказал Белл. — Спокойной ночи, Юдифь.

— Спокойной ночи, Мартин! И вам спокойной ночи, господин Джордан, — сказала врач.

Фабер кивнул.

«Записать, — думал он. — Если бы я мог все записать, если бы только я мог еще писать!»

Он пошел за Беллом. В коридорах, как и утром, стояли женщины и посетители, ожидавшие, когда врачи сообщат им результаты последнего обследования их детей. Большинство из них стояли тихо, неподвижно. От них исходила великая печаль. Близко к окну прислонился мужчина, по щекам которого бежали слезы. Одна из врачей только что сказала ему: …of course we have to perform the transplantation, but his heart is still not o’kay, so we have to wait. You — and we — just have to accept this, please understand. [22] Мы, конечно, сделали бы трансплантацию, но его сердце пока не в лучшем состоянии, мы должны подождать. Вы и мы должны принять это, пожалуйста, поймите (англ.)

Люди, люди, люди. Гонка, давка, спешка. Машины, много машин. Переполненные трамваи. Скрежет металла, стук моторов, гул голосов. Велосипеды, грузовики. Вой сирены пролетающей мимо полицейской патрульной машины с радиотелефоном. При оживленном вечернем движении Белл вел свою машину осторожно. Фабер сидел рядом с врачом. Он чувствовал нарастающее беспокойство. Тот мир, в котором началась его жизнь семьдесят лет назад, вдруг показался ему таким чужим, а «параллельный мир» за стенами Детского госпиталя Св. Марии за один день стал близким. Белл опустил окно автомобиля. Фабера окутал запах бензина и теплый воздух. Он чувствовал себя совершенно обессиленным и одновременно лихорадочно возбужденным. Машина постояла перед светофором на перекрестке, затем свернула на другую, более широкую улицу, и возбуждение отпустило Фабера, но усталость давала знать себя все больше. Прошлой ночью он почти не спал, прилетел из Биаррица в Вену и выдержал сегодняшний день со всеми его потрясениями. Он не спал, как обычно, два часа после обеда, со времени завтрака в отеле он съел один бутерброд, правда, и аппетита не было никакого. Усталость нарастала с каждой минутой.