— Да, ты прямо сидя засыпаешь! — воскликнула Мира. — Немедленно ложись в кровать, Роберт!
Фабер проспал до шестнадцати тридцати. Потом он встал, принял контрастный душ и сел, испытывая странное сочетание страха, надежды и суеверия («Если я буду продолжать работать, то Горан переживет все кризисы»), за пишущую машинку. Людмилла принесла большой термочайник с чаем. Мира уехала на такси к Горану, пока он спал. Когда Людмилла около восьми вечера ушла домой, оставив холодные закуски в холодильнике, Фабер все еще стучал на старом добром механическом «триумфе» — ему так и не удалось приспособиться даже к электрической машинке, не говоря уже о компьютере. В свете настольной лампы он прослушивал свои записи, читал заметки, печатал, снова прослушивал записи, снова печатал. Ему было совершенно ясно, что он должен продолжать работать, несмотря на все, что происходит с Гораном, так как это может продолжаться месяцами и даже годами, до тех пор пока мальчик окончательно не выздоровеет — если ему вообще суждено выздороветь.
— Роберт!
Словно издалека он услышал ее голос.
— Роберт!
Он медленно приходил в себя и наконец открыл глаза. Понадобилось некоторое время, чтобы он осознал, что спал.
— Сколько сейчас времени?
Она сидела на краю кровати.
— За полночь.
— Как дела у Горана?
— Без изменений. Как меня зовут, Роберт?
Очень медленно он окончательно пришел в себя.
Длительные часы работы совершенно измотали его.
— Скажи, как меня зовут!
— Тебя зовут Мира!
— Ты уверен?
— Мира, да что с тобой такое?
— Почему ты зовешь во сне другую женщину?
— Я звал другую женщину?
— Да, ты звал. Несколько раз. Мне сказать тебе, кого ты звал?
— Натали?
— Нет, не Натали.
— Кого же тогда?
— Дженни.
— Дженни…
Они посмотрели друг на друга. Ни один не проронил ни слова.
— Ты не можешь вспомнить? — спросила наконец Мира.
— Нет… или подожди, да, я помню…
Он сел на кровати. Теперь он окончательно проснулся.
— Дженни Эпплтон! Мне снилась Дженни Эпплтон…
— Дженни Эпплтон? Кто это?
— Девочка из одного из самых прекрасных романов, которые я знаю. Автора зовут Роберт Натан, американец. «Портрет Дженни» вышел в сороковом году, в сорок девятом появился немецкий перевод. Тогда-то я и прочитал этот роман…
Фабер говорил медленно, взволнованный историей книги, которую никто больше не знал, написанную автором, которого никто больше не помнил, и все же это существовало: книга, история, автор, Дженни Эпплтон.
— Бедный художник встречает в тридцать восьмом году в Центральном парке в Нью-Йорке маленькую девочку. Маленькая девочка, та самая Дженни, одета в странную старомодную одежду и рассказывает о своих родителях, артистах в знаменитом варьете «Хаммерштайн», которые были гвоздем программы сезона тысяча девятьсот десятого года…
— Тысяча девятьсот десятого года? — спросила Мира.
— Да, тысяча девятьсот десятого года. И оба встречаются в тридцать восьмом. Художник, которого зовут Эбен Адамс, никак не может это понять. «Хаммерштайн» были распущены более двадцати лет назад. То, что непонятно ему, является совершенно нормальным для Дженни, о давно прошедших временах и событиях она говорит так, как будто они происходят в настоящем времени. Эбен очарован этим ребенком, его прекрасным лицом, мечтательными и печальными глазами. Он чувствует, как очарование, неподвластное времени и пространству, постепенно берет верх над ним все больше и больше, пока он идет вместе с Дженни через Центральный парк. Она говорит, что, к сожалению, должна его оставить — по сюжету она снова и снова повторяет эти слова и снова и снова покидает его — и он должен ждать ее, пока она не станет взрослой, чтобы они могли остаться вместе навсегда. Перед первой их разлукой она читает стихотворение — именно стихотворение, Эбен и Дженни приснились мне во сне…
— Что это за стихотворение? — спросила Мира.
— Вот это, — сказал Фабер.
Никто не знал, откуда я пришел.
Куда лежал мой путь, туда ушли года.
И ветра шум, и плеск волны морской.
Понять другим не суждено уж никогда.
— Прекрасно, — проговорила Мира. — Прекрасно… Но такое стихотворение, как это… — Она замолчала, так как только теперь заметила, что Фабер снова погрузился в воспоминания об этой книге, о Дженни.
— …Эбен одинок и несчастлив. Он тоскует по Дженни. Он пытается разузнать о том, кто она такая… Да, ее родители выступали в «Хаммерштайне»… и оба погибли в результате несчастного случае в том же десятом году… Дженни была такой печальной в ту первую их встречу. Она отправится в монастырь, сказала она тогда… Эбен едет в тот монастырь. И там он встречает ее вновь, она подросла, стала почти взрослой… Но Дженни осталась с ним совсем ненадолго, потом она снова должна была его покинуть. Эбен должен ждать ее, так просит его Дженни. Она хочет постараться как можно скорее стать взрослой. Она должна отправится в колледж. Эбен находит и этот колледж тоже… Она была здесь много лет назад, события становятся все загадочнее… Когда он встречается с ней в следующий раз, она уже молодая женщина, такая красивая, такая прекрасная… Он рисует ее. Он рисует «Портрет Дженни», чудесную картину, которая никого не оставляет равнодушным, и она делает Эбена знаменитым… Дженни опять исчезает на очень долгое время, и когда художник снова наконец встречается с ней, они проводят вместе один день, одну ночь и одно утро… Он нарисовал морские пейзажи Кейп-Кода, маяк на Лэндс-Энде, но эти картины пугают Дженни, заставляют ее грустить. Только в его объятиях она успокаивается и чувствует себя счастливой, они так счастливы в эту ночь, так несказанно счастливы… — Фабер говорил словно во сне, взгляд его блуждал где-то вдали.
Читать дальше