Йозеф Кот: Кегельбан

Он лег в душной комнате на постель, и ему показалось, что сквозь пелену дождя видит вдали зарево пожара — пляшущие языки пламени облизывают стены кегельбана, а возле лотка, по которому катают шары, сидят на лавочке с пивными кружками в руках все они, целые и невредимые, неопалимые, полные сил и радости от сознания, что урвали от жизни.

«Вот и ты пришел к нам, — говорит Земан. — Твое место здесь, на́ шар, бросай, сшиби эти фигурки, ты же нормальный человек, давай выпьем, повеселимся». Что же дальше? Он поднимает шар, разбегается и бежит, но куда-то в противоположную сторону. «Нет, не надо! — слышит он крик, свой собственный голос. — Нет!» Он хватается за сердце, чувствуя пронизывающую, неведомую прежде боль. «Нет!» Дверь открылась. «Господи, что такое? — узнает он голос дежурной. — Я вызову врача!»

Шар катится прямо на него, давит на грудь; женщина успокаивающе гладит его по вспотевшему лицу. «Потерпите, сейчас приедет доктор Змок, это очень хороший врач, потерпите». В дверях появляется немолодой уже, приземистый мужчина в белом халате. «Надо немедленно госпитализировать», — говорит он. А потом были темнота, и дождь, и утро, пахнущее пожарищем кегельбана, и улыбка доктора Змока.

— Вы молодчина, выдержали, хотя вчера дела ваши были дрянь.

— Мне можно отправляться домой?

— Нет, — решительно отрезал доктор. — Придется немного полежать здесь. Вообще-то ничего особенного. Я думал было, что инфаркт, слава богу, пронесло, просто сильная слабость. Вы умудрились подхватить воспаление легких.

— Вы и правда не хотите меня отпустить?

— Не могу. Я отвечаю за вас и в таком состоянии не имею права даже разрешить вам вставать, поймите меня! Был у нас как-то пациент, являюсь утром с обходом, а его и слыхом не слыхать! Хватил я с ним лиха! Пришлось впустить в больницу полицейских с ищейкой. Собака обнюхала постель, а дальше — ни тпру ни ну.

— Понимаете, у меня не закончены очень важные дела.

— И представляете, что устроила эта овчарка? Забежала в операционную и напустила там лужу.

— Доктор, вы тут с ним развлекаетесь, — заглянула в палату строгая женщина в белом чепце, видимо, старшая сестра, — а там «скорая» привезла с травмой.

— Простите, — извинился доктор Змок. — Я сегодня дежурю. Потом расскажу.

— Вы новенький? — спросила старшая медсестра, когда Змок вышел.

— Меня привезли ночью, но мне надо домой.

— Я должна заполнить карту. Паспорт у вас с собой?

— Не знаю. — Он представил себе номер гостиницы. Все материалы остались там, разбросанные как попало. Страница с заключением вложена в машинку. Отчеты. Все, что он так тщательно оберегал.

— Ваши личные вещи прислали из гостиницы, — сообщила сестра. — Вы писатель?

— Нет, — удивился Ян. — С чего вы взяли?

— Говорят, всю ночь писали. Это писатели взяли моду писать по ночам.

— Ерунда какая.

— А я уж обрадовалась, что вы сочините про меня стихотворение.

— Стихотворение?

— Про меня многие писали стихи, — доверительно похвастала сестра. — Я нарочно поместила вас в палату одного, хотя, как видите, тут еще три кровати. Никто не помешает вам храпом, никто рядом не отдаст богу душу. Замечательно, не правда ли?

— Нет, — буркнул Ян.

— Я люблю декламировать, — продолжала сестра, не слушая его. — Доктор Змок играет на пианино, а я декламирую. Сейчас сделаю вам укол.

— Это еще зачем?

— Доктор прописал.

Ян судорожно закутался в одеяло.

— Не прикасайтесь ко мне! Я не переношу уколов!

— Мужчины известные трусы, — спокойно констатировала сестра.

Она вынула из металлической коробочки шприц, набрала в него жидкости из ампулы и прижала Яну коленом бок. Только сейчас почувствовал он, насколько обессилел. «Не могу даже оттолкнуть ее, — уныло подумал он, — и отдан на милость этой кровожадной бабе, которая изображает тут любительницу муз, чтобы замаскировать свой садизм».

— Так, — удовлетворенно сказала она. — А теперь вы заснете. И все позабудете во сне.

— Отпустите меня!

Она укрыла его, и вскоре он уснул.

Солнце поднялось уже высоко и светило прямо в лицо. Ян жмурился, закрывал отяжелевшие веки, но солнце все равно слепило глаза. С трудом повернулся он на правый бок. По подушке ползала муха. Он попробовал ее прогнать, но рука была словно свинцовая. Ян пошевелился. Муха взлетела, но тут же снова опустилась на подушку. Он уставился на нее, разглядывая тонкие лапки. Муха сучила лапками, поднимая их перед собой, словно ловила невидимую пылинку. Пылинку чего? Правды? Можно ли правду разделить на невидимые пылинки, на части? Приглядевшись внимательнее, он понял, что муха теребит хлебную крошку. Меня чем-то кормили? Сухарями? Или печеньем? Кто его знает. Он дунул, чтобы отодвинуть крошку подальше, муха испугалась и улетела.