Йозеф Кот - Кегельбан

— Вы тоже служили в армии? — спросила она, вводя ему иглу под кожу.

— Я был отличный стрелок. Ни разу не попал точнее чем в восьмерку.

— Какую такую восьмерку?

— Но цель по большей части бывала черная. А у вас ничего огнестрельного не найдется?

— До того как прийти к нам, доктор Змок был охотником, даже двух зайцев подстрелил. А больше охотников тут нету.

— Боже мой, — воскликнул Ян. — Доктор — и не страшится убивать?

— Как охотник он имеет право, — засмеялась сестричка и прилепила ему на бедро пластырь. — У него на это есть разрешение.

— Я бы запретил. Разве не достаточно, что сами люди убивают друг друга?

Он заснул. Ему приснился доктор Змок, сидящий на белом шкафу с ружьем в руках.

— Признайтесь, что вы заяц, — произнес он торжественным голосом.

— Зачем?

— Чтобы я мог выстрелить.

— У меня нет длинных ушей, — защищался Ян. — Смотрите же, у меня нет длинных ушей!

Доктор Змок посмотрел на него в бинокль.

— Ваша правда, пожалуй, вы еще не заяц.

— Господи Иисусе, — крикнул Ян, — да слезьте же со шкафа, еще убьетесь!

— Если б я мог, — сказал доктор Змок. — Если б я мог. Лезть наверх — страшно высоко, вниз — страшно глубоко. У меня кружится голова.

— Сегодня ваше дежурство, если поранитесь, кто вам окажет помощь?

— Об этом я не подумал, — сказал доктор и надвинул на лоб охотничью шляпу с длинным фазаньим пером. — А-ла-лала! — завопил он, словно на охоте, подавая знак о ее окончании.

Молодой врач гонялся с сачком за мухами:

— Я делаю это исключительно ради вас. Четырех уже поймал. Покой лечит.

На тумбочке сидела безобразная медсестра. Совершенно голая.

— Забыла дома платье, — объяснила она. — Все на улице оглядывались на меня, когда я шла на работу. Буквально все. Я обошла невесть сколько магазинов, искала, что купить. Была и в пражском Доме моды.

Ян протянул к ней руку, но тут тумбочка опрокинулась, и из нее покатились банки с абрикосовым компотом.

— Господи Иисусе! — Его ослепил яркий свет. — Что вы тут вытворяете?

Это была та самая медсестра, только в белом чепце и блекло-голубом халате. Сонная, она выглядела безобразнее обычного и к тому же сердито.

— Не знаю, — проговорил он, весь потный и толком еще не проснувшийся.

— Опрокинули тумбочку.

— Ничего, утром подниму ее, — пробормотал он и снова впал в забытье.

— Ну, наконец-то вернулся, — такими словами встретил Яна Штефан Каган, когда тот спустя два месяца появился на работе, побледневший и худой больше прежнего. Тем не менее Ян чувствовал себя окрепшим, более уверенным в себе, отчетливее сознавал, как поступать. Оставаясь наедине со своими мыслями в пустой белой палате, он убедил себя, что не одинок в своем упрямстве, конечно же, у него есть единомышленники, и всем им важно чувствовать рядом локоть, поддержку, участие. Это важно не только ему, в этом счастье их всех!..

— Вернулся, — кивнул Ян. — Думал, вовеки не вырвусь из этой больницы. Все же отпустили. После долгих просьб, под расписку, но отпустили-таки.

— Ну и прекрасно, — с облегчением сказал Каган. — Теперь я смогу уйти.

— Уйти?

— Мое заявление об уходе на пенсию приняли, — объяснил шеф, и глаза его странно блеснули.

— Ты подал его добровольно?

— Дочь у меня взрослая, — продолжал Каган. — Проживу на пенсию. Время от времени буду где-нибудь работать. Не ради денег, просто чтоб не скучать дома.

— Что же ты собираешься делать? Пойти в ночные сторожа?

— Слушай, дорогой мой, — Каган встал, — я должен передать дела. Ты займешь мое место. Решение уже есть. Вот ключи.

Он положил на стол связку ключей с цветными бляшками.

— Погоди, я ничего не понимаю, — остановил его Ян. — Меня долго не было, но ведь никогда и речи не шло о том, что отдел перейдет ко мне.

— Ревизию у Арендарчика я закончил за тебя, — объяснил Каган. — Ты проделал огромную работу. Не уступил и все выполнил профессионально. А отдел контроля и ревизий, естественно, должен возглавить человек, который не боится правды.

— Ты ведь тоже ее не боялся.

— Не боялся. Правды и не надо никогда бояться. Или надо? — Он засмеялся. Пожалуй, Ян впервые видел его смеющимся. Каган встал. — Я веду себя невежливо. Сижу за твоим столом.

— Постой, я же еще не принял дела. Это раз, а потом — все зависит не только от тебя.

— Разрешишь мне позавтракать здесь? Я диабетик, ты знаешь, приходится есть регулярно. Не обидишься?

— Ешь на здоровье.

Каган достал из портфеля салфетку, постелил ее, из полиэтиленового пакета вытряхнул хлеб с ветчиной.