Гузель Яхина - Эшелон на Самарканд

Что-то неуловимо странное было в том, как двигал он правой кистью. Приблизившись и заглянув ему через плечо, Деев понял причину: кисть у начальника ссыпного пункта была железная.

Металлические пальцы были выкованы умело: каждый чуть отстоял от другого и загибался дугой, образуя подобие перчатки, а оканчивался заостренным железным когтем. Такой конечностью можно было действовать и как рукой, и как инструментом — вилами или крючками. Только с размером вышла осечка: железная кисть получилась чуть больше живой.

— Зачем пришли? — спросил Железная Рука, просеивая рожь коваными пальцами.

Вот она была — решающая минута.

Деев набрал побольше воздуха в грудь и выдохнул — как в воду нырнул:

— За излишками, товарищ начпункта.

Крупные серые семена струились меж пальцев-крючков. Зерно было и впрямь отборное — обычно такое не пускают в помол, а сохраняют на посев.

— Какими такими излишками? — не сразу откликнулся Железная Рука.

Но по тому, как иначе прозвучал его голос, было ясно: всё он понял.

— Мясными, товарищ начпункта, — Деев старался говорить бодро, а лицо сохранять простым и открытым, словно просил о сущей малости, но сам-то знал: за такую вот малость прикопают их с фельдшером где-нибудь в сосняке, под коряжиной, и вся недолга. — Зерновых не надо, только мясные. И только за одну ночь — сегодняшнюю.

— На нашем пункте излишков не водится. — Железная Рука дернул кистью, сбрасывая с ладони собранный хлеб.

— Они везде водятся, — улыбнулся Деев.

Постарался дружелюбно, по-свойски, а вышло криво и натужно. Уже запоздало хватился, что ухмылка может быть понята как насмешка, но собрать обратно губы не сумел — их словно растянули на нитках в стороны. Так и стоял, осклабившись Петрушкой, и пялился на Железную Руку, пока тот не поднялся с корточек и не подошел вплотную.

Тут-то Деев и разглядел начальственные глаза — по-монгольски раскосые, сверху приплюснутые мешками век, а снизу подпертые мясистыми скулами, что буграми торчали над туго повязанным платком.

— Будьте здоровы, — прозвучало из-под платка.

Железная Рука отвернулся и направился к домику правления.

— Товарищ начпункта! — Деев припустил следом. — Мне ж не себе, а детям лежачим!

Семенил за начальством, а сам поглядывал на конвойных — те насторожились, но еще не успели понять, что делать. И на остальных мучных поглядывал — некоторые прервали труды и наблюдали за происходящим, опершись на черенки воткнутых в зерно крепких лопат.

— У них рты суррогатами изранены, зубы шатаются! — торопился рассказать, пока собеседник не скрылся в правлении. — Есть ничего не могут, а только пить. Им бы отвару мясного или мяса постного, через сито пропущенного…

Железная Рука обернулся и легонько свистнул — конвойные бросились к Дееву.

А Деев бросился ко входу в контору: обогнал Железную Руку и перекрыл дверной проем, загородил собственным телом и поднятыми руками — вроде и сдаваясь, а вроде и продолжая спор.

— Иначе не довезу — помрут без мяса! — Искал взглядом узкие глаза начальника, но тот лишь отворачивался досадливо, поджидая спешащую подмогу. — А кроме как на сборном пункте, мяса нигде нет, сами знаете! Зачем же вы это мясо по всему краю собираете, если детям даже излишков не достается? Вы же здесь партией назначены, чтобы страну от голода спасать, — вот и спасайте! — И сам не заметил, как от увещеваний перешел к призывам. — Вы же сейчас для этих детей — наиглавнейший человек, важнее всех нянек и докторов, важнее родителей и самого господа бога! Только вы и можете — спасти!

Зря он сюда бога приплел, но язык-дура молол сам, не спросясь у головы.

Вся площадь уже наблюдала за крикливым пришельцем: и мучные трудяги, и бабы на разгружаемой телеге. Может, и хорошо, что свидетелей разговора оказалось так много? И что среди свидетелей этих не только местные?

Конвойные сковырнули упиравшегося Деева — аккуратно, даже руки за спину не заломив, — и подтолкнули прочь, за амбары; видно, желали проучить не прилюдно, а с глазу на глаз. Накостыляют — не страшно, мелькнуло в голове. Да только ли накостыляют?

Хлопнула дверь — Железная Рука скрылся в избе.

— Я ж понимаю, вы излишки эти не себе в карман кладете! — Фортка в доме была открыта, и Деев еще надеялся докричаться до начальника через окно. — Вы их и не видите даже, товарищ начпункта! Вы только догадываетесь, что излишки есть, а кто их пользует — и знать не знаете!

Со всех сторон Деева окружили твердые плечи, груди, подбородки, выдавливая с площади вон, — за ними не видно было уже ни конторы, ни хлебных гор, ни остальных людей. Он пытался вырваться из оцепления — как в ловушке барахтался, постепенно смещаясь все дальше на задворки. Сильный тычок под ребра выбил воздух из легких, заставил согнуться. Деев был готов уже ко второму удару — по спине или затылку, — когда знакомый голос произнес рядом: