Омар Суфи - Последний аккорд

Эсфира доставала свою сигарету, закуривала и уходила в свою комнату.

Спор у них возникал также и по делам житейским. Инна всячески опекала Яшку и вдалбливала ему, что он должен жениться на еврейке. Как-то, когда Яшке было пятнадцать, он влюбился в соседскую девочку — горскую еврейку. Инна была взбешена. «Да это же не настоящие евреи!» Подзатыльники увеличивались.

Эсфира же пыталась Яшке внушить: «Люди созданы гореть. Если любишь — люби до конца. Если ненавидишь — ненавидь до конца. Если что-то хочешь, за исключением незаконного, конечно, стремись к этому. Нравиться тебе Рена — женись, и не слушай свою мать. Наше общество — коммунистическое отбросила эту буржуазную чушь! Подчинение сына отцу, женщины — мужчине…»

При этом интересно, Инна была не против, чтобы дочка вышла замуж за азербайджанца. По еврейским законам, родство велось по материнской линии, и Инна утверждала, что в силу того, что дети воспитываются матерью, они будут принадлежать ее роду. В конечном счете, ее дочка действительно вышла за местного. Таких случаев было немало — сам коммунистический лидер республики Мир-Джафар Багиров был женат на еврейке.

Но насчет Яшки Инна была непоколебима, и победа досталось ей в этом вопросе. Правда, сыграли роль иные факторы…

Пока Яшка зубрил нотную грамоту и по нотам отстукивал (именно, а не играл) мелодии, в СССР на всю катушку раскрутилась репрессивная машина Сталина. Уже и не помню — шел 38-ой год. Эсфира как-то пришла домой разбитая. Никого дома не было, кроме запертого Яшки. Она села около меня и попросила Яшку что-нибудь сыграть ей из Брамса или Листа. Он достал ноты и начал играть. Эсфира сидела задумчиво и через минут опять произнесла: «Вот так заканчиваются великие свершения!». Яшка перестал играть и спросил: «Тетя, это вы о чем?».

— Обо всем… Сегодня забрали премилейшего человека. Он говорил, что Мандельштам — хороший поэт… И всего лишь…

— Тетя, а Мандельштам — еврей? Наверно, хороший поэт…

Эсфира печально взглянула на Яшку и сказала:

— Не произноси его имени больше… Вообще надо говорить сейчас тихо. Помнишь нашу соседку Клаву — ее забрали несколько лет назад за то, что она громко декламировала Есенина.

Она продолжила задумчиво глядеть на Яшку и сказала:

— Вот дела… Умереть тоже спокойно нельзя… Вот застрелюсь — так вас всех замучают. Надо придумать что-нибудь другое…

Думала она долго. Когда наступил 1939 год и СССР вдруг неожиданно пошел на сговор с Гитлером Эсфира вообще замкнулась. Она неделю не выходила из своей комнаты. Потом она придумала — утонула в Каспии. Летом 1940 года она поехала отдыхать в санаторий в Шаган — да, там бывал Есенин и писал: «Шагане моя, Шагане». Так вот, в один из дней Эсфира пошла купаться и утонула. Думаю, что она убила себя таким образом.

На ее похороны собралось кучу народа, особенно женщин. Было среди них и немало азербайджанок. Многие из них вспоминали теплыми словами Эсфиру, говорили о ее преданности делу коммунизма, воспитания и просвещения мусульманских девушек и женщин. Оставалось только сказать — аминь! Но кто мог бы тогда такое сказать.

Через полгода Яков с семьей переехал в Москву — мечта Инны осуществилась и притом, конечно, Яшка сыграл свою роль. Его взяли в один из молодежных оркестров в Москве, по протекции брата Инны. Так он там и продолжал стучать по клавишам, вызубривая ноты…

Глава девятая

Оху, тар

После Якова их квартиру разделили: две комнаты отдали азербайджанцу — музыканту!!! Теперь представьте, как мне повезло! Впервые я попал в семью профессионального музыканта, но долго мне там пробыть не суждено было.

В третью комнату вселили механика Василия, который работал на железнодорожном вокзале. Вот такова была философия советских коммуналок. Люди разного сплава, разных уровней — все соединялись вместе в коммуналках с общей кухней и туалетом.

В пролете, где жила семья Якова, жили еще пять семей — две азербайджанские, одна армянская и две русские. Так что с вселением музыканта и Василия семей стало семь, а туалет оставался один. На кухне в коридоре всегда кто-то готовил еду, и соответственно было достаточно шумно. Туалет убирали по очереди — каждый день одна семья мыла и убирала эта пристанище.

А теперь о жителях. Одна азербайджанская семья была из класса рабочих — нефтяник Халил с женой и пятью девочками (так что он продолжал штамповать в надежде на мальчика). Другая же семья из класса интеллигенции — преподаватель кафедры азербайджанской литературы в Азербайджанском государственном университете Вагиф Мансуров с женой и двумя детьми. Армянская семья Сафаряных принадлежала когда-то к крупным торговцам шелка в дореволюционном Баку. Один из потомков в прошлом богатой семьи Самвел теперь работал портным и жил в коммуналке с женой и дочкой. Две русские семьи — одна отставного майора с женой и тоже дочкой, а вторая — одинокой матери по имени Анна с двумя мальчиками, которая работала наборщиком в типографии «Коммунист». Жили все эти семьи в целом дружно, но иногда, правда, Анна препиралась на кухне из-за всяких мелочей.