Замуж со своим характером ее выйти было трудно, да и идейное дело считало выше семейного. Жила она с семьей Якова, а вернее Якову пришлось жить с ней. Ей (как партийной активистке) вместе с семьей Якова дали хорошую коммунальную квартиру (а других тогда почти не было) в центре города с тремя комнатами. В одной жила Эсфира, в другой — семья Якова, а третья служила гостиной.
Яков, в отличии от сестры, был человек степенный. Поэтому он, наверно, находился под каблуком своей жены Инны, которая мечтала переехать в Москву и для этой цели решила использовать своего сына Яшку. Дело в том, что брат Инны был музыкантом — скрипачом и переехал в Москву играть в одном из столичных оркестров. Для Инны музыка, к моему большому удовольствию, стала идея-фикс и через музыку она планировала сделать Яшку хорошим музыкантом и пробить его в один из столичных оркестров.
Следует добавить, и наверно, вы сам догадались об этом, что Эсфира и Инна ненавидели друг друга.
Через пару дней после моего переезда в их квартиру для Яшки нашли учителя музыки… кого угадайте, сына Либермана. У меня все клавиши задрожали, когда я узнал об этом. Он пришел и представился — я сразу узнал, что это сын Либермана — достаточно было взглянуть на него.
Яшке было девять лет, когда с ним начали заниматься музыкой. Он не высказывал особого желания учиться музыки. Через год Либерман-младший сказал, что у Яшки нет музыкального слуха и из него вряд ли получиться музыкант. Это приговор чуть не вызвал инфаркт у Инны — она прогнала Либермана и наняла другого учителя. Второму учителю было наказано не изучать возможности Яшки, а учить его, несмотря ни на какие трудности. Эсфира возмущалась, но вмешиваться в дела Инны особенно не могла. Яшка нудно перебирал «до-ре-ми» и старался улучить минуту, чтобы выбежать на улицу играться.
Инна стала запирать его дома днем, иногда и избивала, требуя, чтобы он часами разучивал аккорды. Яшка плакал навзрыд, но ничего не мог поделать. Иногда он убегал к Эсфире, ища у нее защиту, но, увы, она часто была в отлучке. Яков же ничем не мог перечить Инне и даже иногда добавлял подзатыльники Яшке. И последний уныло набирал «Братец Янка, братец Янка, спишь ли ты?.. Колокол ударил, колокол ударил… Бим-бом-бом…». И Эсфира назвала Яшку «братец Яшка».
Баталии между Инной и Эсфирой разворачивались не только по поводу Яшки. Эсфира, как истинная коммунистка, была убежденным атеистом. Для нее еврейство означало принадлежность к классу угнетенных, предназначенье которых бороться за лучшее будущее человечество. Она гордилась еврейским происхождением многих революционеров. Для Инны, которая верила в бога, еврейство было… ну сами понимаете, драгоценная исключительность.
Помню, как у них возник спор насчет бога. Инна говорила:
— Вы хотите сказать, Эсфира, что божественная музыка Моцарта, его «Лунная соната» — это все случайно. Это изобретение человека-животного по Дарвину…
— Ну, дорогая, «Лунную сонату» написал Бетховен. Это, во-первых. А во-вторых — и музыка, и письмо — это все продукты эволюционного развития. Это мы, люди, придаем музыки божественное значение. Вот когда мужчина видит женщину — он трясется, потому что его животный инстинкт подсказывает ему это. А если взглянуть на женщину — ну что за уродливое существо! Лошадь и то грациознее, или орел. А что женщина — непонятная фигура с извилинами, двумя сосками и т. д. А про мужчину с его волосатым уродством и говорить не приходиться. Это в нас инстинкт говорит: люби это. Также с музыкой.
— Какая чушь! Сравнить несравнимое! Божественную мелодию… Вы слышали органные композиции Баха… А этот Фрейд, хоть и еврей, утверждает, что значит сын влюбляется в мать из-за сексуальных чувств… Это что — Яшка в меня…
— Это, дорогая, не понять вам. Здесь речь идет о подсознательном. И опять все это физиология.
— Ну как это может быть, — не успокаивалась Инна, — наша мораль — это тоже от животных? Так ведь животные убивают друг дуга. Вот это у них как раз таки инстинкты…
— Мораль? Какая? Некоторые племена приносят людей в жертву. И ваш этот бог требовал у Абрама принести в жертву сына… и эта мораль? То, что мы считаем стыдным или преступным, в другом племени или обществе не считается таковым. Нет общечеловеческой морали… Это все человек придумал. Есть только классовая!
— Не верю… не верю, что мою любовь к Яшке создала природа сама по себе. Не верю, что эту красоту, которую вижу каждый вечер, глядя на заход солнца на Каспии, создала слепая природа. Нет…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу