Авраам Иегошуа - История разведенной арфистки

На следующий день ветер из пустыни задул с нарастающей силой и на втором представлении тончайшие частицы пыли, поднимаясь в воздух с окружающих сцену соседних холмов, легли на нее плотным слоем. В том не было бы непоправимой трагедии, но после первого акта Кармен почувствовала, как вся эта взвесь с каждой секундой все явственней оседает в ее дыхательном горле – этом уникальном и таком чувствительном аппарате, – нанося заметный ущерб голосовым связкам. Несмотря на отчаянные и попросту героические попытки постановочного сообщества увлажнить певческий аппарат оперной дивы при помощи всевозможных лекарств и ухищрений во время антракта, равно как и уверений, что злокозненность природы вот-вот пойдет на спад, солистка отказалась продолжить свое выступление, испугавшись, что профессиональная ее репутация претерпит неповторимый ущерб. В искусстве, твердо была уверена она, не существует никаких извинений и скидок, а потому с присущей ей непреклонностью потребовала, чтобы ее немедленно отвезли обратно в отель. Что в свою очередь влекло за собой внесение новых статей в договор – в части, касающейся не только объяснений изменения ее голоса, но и новой трактовки поведения главных героев. Не говоря уже о гонораре…

Такая вот беда!

Хони и его мать прибыли к Мертвому морю во второй половине дня, ближе к вечеру, и, поскольку их гостиница отстояла довольно далеко от той, в которой расположилась Нóга, они не смогли увидеться до начала представления, но, созвонившись, договорились, что поужинают вместе на следующий день, перед тем как отправиться обратно домой.

– Как я поняла, – резюмировала Нóга, прижимая к уху телефонную трубку, – в опере вас заинтересовал больше всего мой ослик, который будет тянуть повозку с двумя малышами… и если повезет, то вы сможете послушать и музыку, что, в конце концов, тоже неплохо.

Но, так или иначе, они уже были здесь. Хони забыл взять с собой хоть какой-нибудь бинокль, но одолжил крохотный театральный у дамы, оказавшейся с ним рядом, и сквозь мутные окуляры предпринял попытку разглядеть в массовке свою сестру. По счастливой случайности ему это удалось и он тут же передал бинокль матери, но в ту же минуту осел перекрыл лицо Нóги, так что на ее долю досталась только кибитка с двумя малышами.

На время антракта они решили не покидать своих мест, но когда громкоговоритель объявил, что перерыв будет несколько большим, чем планировалось первоначально, они присоединились к толпе посетителей, мощным потоком устремившейся в закусочный бар, из которого несколько дверей вели в место для отдыха и портативные, в виде отдельных боксов, туалеты – узкие, оснащенные всем необходимым, стоявшие бок о бок без разделения на мужские и дамские, – их было вполне достаточно, чтобы очередь продвигалась с отрадной быстротой. И тем не менее, когда Хони и его мать прибыли, очередь была еще достаточно длинной, и Хони, нырнув в недра закусочной, вынырнул оттуда со стулом, на котором пожилой женщине можно было расположиться с условным комфортом.

Это время, которое случай предоставил Хони побыть наедине с матерью, предоставило ему и возможность приложить, как ему казалось, окончательное и последнее усилие для того, чтобы склонить ее к переезду в дом для престарелых – лучший из существующих, да еще и расположенный рядом с ним. Было оговорено, что Нóга вернется в Европу в ближайшие три недели, так что времени для раздумий, можно считать, совсем не оставалось. Однако мать, которая догадывалась о его намерениях, вовсе не расположена была решать подобный вопрос второпях и делала вид, что не понимает намеков Хони, который для себя склонен был считать решение о переезде в Тель-Авив своего рода fait accompli [7] Fait accompli ( фр. ) – свершившийся факт. .

Когда он заметил, что ее очередь в одну из кабинок вот-вот подойдет, она обратила его внимание на женщину лет сорока, дожидавшуюся своей очереди неподалеку.

– Погляди-ка хорошенько, – сказала она. – Не правда ли, она похожа на нашу Нóгу?

– С чего это ты решила? – сказал Хони.

– Посмотри на форму ее головы, – стояла на своем мать, – посмотри на ее прическу. Она точно так же завязывает волосы узлом, разве нет? И посмотри, как она стоит…

Но прежде чем он успел ответить, кабина туалета освободилась и женщина, о которой шла речь, исчезла внутри. Очередь на шаг продвинулась, и крепко сбитый мужчина с полосой седины, выделявшейся в его прическе, оказавшийся первым, обернулся, заставив сердце Хони только что не выскочить из груди, ибо он узнал в нем бывшего мужа своей сестры.