Антон Секисов - Песок и золото

— Какие проблемы? — пожал плечами Олег.

Он разделся, и даже трусы снял, не прошло и минуты. Остальные топтались в нерешительности. Медленно стали разоблачаться Кирилл и Костя.

— Я не буду, — сказал я.

— А ну давай, — сказал Олег.

— Не буду.

— Раздевайся, давай, чмошник.

Олег стал стаскивать с меня рубашку, я сбросил его руку, мы завозились, упали на пол, он применил болевой прием, я взвыл и стукнул его кулаком в бок. Он опомнился. Я встал и принялся собираться.

Когда вышел на лестницу, меня догнала Олеся.

— Знаешь, на кого ты похож? — сказала она, сияя от злобы. — На редьку.

Я так и не понял, что она имела в виду. Какая-то бессмыслица.

На новый год Олеся перевелась в другую школу. После этого мы увиделись только один раз, оказавшись в одной маршрутке. Она как будто стала еще меньше, еще худей, а глаза стали еще больше. Олеся распустила волосы — с распущенными волосами она была симпатичней.

Она вяло улыбнулась мне и сказала, что собирается поступать в текстильный техникум.

— Текстильный техникум, вот это да! — сказал я. — Мне кажется, это просто здорово.

— Не знаю.

— А я собираюсь после школы идти на исторический факультет.

— Угу.

Я заметил, что с годами она погрубела, и вообще, в ней появился флер окраинной девушки, какая-то угрюмая угловатость. И еще от нее резко пахло — потом, телом. Мне показалось, она слегка очерствела душой и теперь бы не стала помогать учителям с уборкой и не утешала бы, случись мне опять расплакаться из-за бисера.

— Ты все еще плетешь украшения?

— Плету. — Сказала она.

— У тебя так хорошо получалось. А сделаешь ожерелье моей сестре на день рождения? Я заплачу.

Она пожала плечами. Еще остановку мы проехали в тишине, а следующей была моя остановка. Я вышел и помахал рукой. Олеся не помахала в ответ, глядя на меня пристально и устало. Я очень хорошо запомнил тот взгляд. Знать бы, что он значил.

Мы репетировали последний звонок в актовом зале школы. Я должен был спеть целиком куплет песни, посвященной географичке, и еще сказать небольшую речь о директрисе. Хуже женщины я не встречал и, надеюсь, уже не встречу, а тут нужно было практически признаться ей в любви на глазах у школы. К тому же я всякий раз страшно переживал из-за выступлений на публике.

У меня даже начались судороги на нервной почве. Я мечтал, чтобы последний звонок отменили или хотя бы перенесли. И когда за день до него Ева, как мы называли нашу классную, по инициалам — Елена Васильевна — вошла в зал и сказала, что Олеся Дунаева умерла, что ее сбил поезд, я подумал: «Теперь, может быть, последнего звонка не будет». Это была самая первая мысль. А потом я подумал про бисер.

— Видите, нас уже становится меньше. Подумать только, — сказала Ева.

— А как же теперь последний звонок? — спросила староста класса.

— Последний звонок... Тут ведь такое событие, неожиданное, — Ева растерянно оглядела нас, но скоро взгляд ее стал решительным.

— Но все-таки последний звонок бывает раз в жизни, — сказала она. — А у кого-то, видите, последних звонков вообще не бывает.

— У Верзилова тоже не будет последнего звонка, — сказала староста. Сашу Верзилова в прошлом году отчислили.

— Пока человек жив, у него всегда есть шанс поумнеть. Хотя это не про Верзилова.

Раздалась пара смешков. Лицо Евы опять стало строгим.

— Прощание с Олесей пройдет послезавтра. Головинское кладбище, девять утра, — и тут Ева посмотрела на меня и спросила, — запомнили?

Я так и не понял, чего это она на меня посмотрела.

Последний звонок все-таки был, вопреки всему. Кроме смерти Олеси ему мог помешать еще и отключенный во всем городе свет — в тот день что-то случилось в Москве с электричеством. Прямо на сцене у меня свело ногу судорогой, и я толком не смог ни спеть, ни сказать речь. В тот вечер я впервые сильно напился — так, что ничего не запомнил, разве что только, как меня несли на руках по лестнице. Я не смог пойти на прощание. К тому же в то утро шел сильный дождь. На кладбище пришли всего несколько человек из класса.

Летом я поступил на исторический факультет, как и рассчитывал. У меня случилась пара романов, один год из последних десяти я был женат. Всякий раз, на каждом первом свидании, речь заходила о бисере. И всякий раз выяснялось — они не умеют плести. Разве это так сложно? Они что, не учились в начальной школе? Кроме того, они были не такими маленькими и нежными, как Олеся, то есть как будто не совсем женщинами в моем понимании.