Профессор истории. Музыкант. Официант.
Вот оно, наследие Кубинской революции — приходится грести изо всех сил, если хочешь оставаться на плаву.
Луис играет, не отводя от меня взгляда, от чего по моему телу пробегает дрожь. Его пальцы ласкают клавиши с привычной легкостью. До меня доносятся первые ноты «Гуантанамеры», и мурашки бегут по моей коже, а туристы где-то на заднем плане начинают вздыхать и аплодировать. Это прекрасная песня, знакомая каждому кубинцу, — баллада, взятая из нашего великого национального сокровища — поэмы Хосе Марти Versos Sencillos — и исполненная неподражаемой Селией Крус. Луис великолепно играет эту мелодию.
Я заставляю себя отойти от окна, проскальзываю обратно в комнату, освежаю лицо водой из умывальника, расположенного в углу, и поправляю макияж. Во влажном климате мои волосы начинают виться, а на Кубе очень влажно, поэтому сейчас пряди моих черных волос каскадом спускаются по спине, превратившись в дикую кудрявую гриву. Я достаю из сумки шарф и завязываю волосы на затылке. Через несколько минут я закрываю за собой дверь и выхожу в коридор.
Звуки, доносящиеся из кухни, эхом разносятся по всему дому, сквозь обшарпанный потолок слышны гулкие шаги жильцов в квартире наверху. Я иду на запах еды, спускаясь по выщербленной мраморной лестнице на первый этаж, туда, где находится ресторан. Кухня спрятана в задней части строения, и она оказывается удивительно маленькой для такой бурной деятельности, которая кипит в ее стенах.
Кухонная утварь старая, и нет сомнений в том, что ей постоянно пользуются. Ручки у некоторых приборов отломаны, отдельные части приделаны друг к другу. Стены увешаны посудой — нехватка свободного пространства компенсируется изобретательностью. Здесь нет причудливых медных кастрюль и сковородок, нет двойных духовок или промышленных печей, нет просторных столешниц — ничто не напоминает кухню моей бабушки в доме на Альгамбра-Серкл в Корал Гейблс.
Однако для еды, очевидно, это не имеет значения. Черные бобы, рис, мадуро [5] Жареные бананы.
и запеченная свинина ждут туристов, сидящих снаружи, и, судя по аппетитному запаху, исходящему из кухни, туристы будут довольны.
Три женщины суетятся по кухне — Анна Родригес, еще одна женщина, очень похожая на Луиса, и третья, официантка, которую я уже видела. У официантки темные волосы, собранные в тугой пучок, из которого выбились отдельные пряди, движения ее невероятно быстры, а выражение лица очень сосредоточенное.
Я опускаю голову, когда она замечает мое появление. Она смотрит на мои сандалии, которые стоят больше, чем заработок среднего кубинца за год. Когда я собирала вещи для этой поездки, то намеренно выбрала наименее броские, предпочитая комфорт и простоту высокой моде. Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения. Мы обе понимаем друг друга без слов, я вижу осуждение в ее взгляде, отчего мне становится стыдно.
Она проносится мимо меня, держа в руке тарелку с тостонес, аромат соленых жареных бананов заполняет крошечное пространство. Пожилая женщина — должно быть, мать Луиса — смотрит на меня так, словно я пришелец с другой планеты, а потом хватает тарелку с едой и выходит из тесной кухни.
Анна поворачивается с улыбкой на лице и ложкой в руке.
— Ты хорошо спала? — спрашивает она меня.
— Да, очень, спасибо.
— Это замечательно. Ты голодна?
— Немного, но я могу подождать. Могу я вам чем-нибудь помочь?
Я знаю кое-что о кубинской гордости, и все же я чувствую себя здесь чужаком, лишним бременем для семьи, на долю которой выпало немало трудностей.
Анна машет мне рукой и указывает на крошечный столик, задвинутый в угол.
— Садись, садись. Ты поешь, и мы поболтаем, пока я закончу готовить. У нас остался только один столик, и на сегодня мы закончим.
— Сколько гостей вы обслуживаете за день?
— Раз на раз не приходится. Между обедом и ужином где-то около сотни.
Выражение моего лица, похоже, выдало мое изумление. Она рассмеялась.
— Со временем к этому привыкаешь.
— Как давно у вас ресторан?
В ее глазах мелькает огонек.
— Официально? Лет двадцать или около того. Неофициально, возможно, чуть дольше. Луис готовил здесь, когда учился в университете, и до сих пор он иногда это делает.
Она зачерпывает пригоршню бобов и риса, кладет их в белую миску с цветочной каймой и ставит передо мной на стол, где уже лежат салфетка и столовые приборы. Следом за этим я получаю стакан гуарапо [6] Напиток из сахарного тростника.
, сделав глоток этого сладкого напитка, я ощущаю, как сахар обволакивает мое горло.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу