Милош Крно - Утренний ветер

— Извините, я не собирался вас пугать…

По голосу Мариенка узнала Штефана, сына Бакоша. Этот голос хорошо ей знаком. Обычно у людей бывают разные оттенки в голосе, но у Штефана — только один. И Мариенка невольно улыбнулась: так же монотонно говорит он, когда провожает ее домой и когда выступает на собрании.

А как он, интересно, признается в любви? Она вообще не могла себе представить Штефана, влюбленного по уши.

— Я пришел помочь вам пригласить Мариенку, — сказал он Мацаку.

Штефан подтолкнул его локтем, но когда увидел девушку, сам обратился к ней:

— Пошли к нам на минутку. Мы сидим у костра.

— Ну что ты, Штефан, уже полночь.

— Выспишься завтра. Пошли, пошли! И мне будет веселее.

Мариенка не верила собственным ушам. Что с ним случилось? Почему ей такое предпочтение? Обычно он провожает с комсомольского собрания то Вильму, то ее, Мариенку, и при этом всегда ведет разговоры на отвлеченные темы. Так в прошлый раз, расставаясь с ней на полпути, он сказал, что должен пойти посоветоваться с отцом по поводу новой бетономешалки. А сегодня его словно подменили. Прогресс!..

— Ай, ай, Штефан, — притворно засмеялась она, — разве это прилично приглашать девушку в полночь?

Однако она все же приняла его приглашение. Мариенка закрыла окно и выключила свет. По дороге Штефан рассказывал Мариенке о наводнении и о том, как он вербует лучших людей в бригаду отца. Мацак шел молча впереди.

Навстречу Мариенке от реки вперемежку со смехом и кашлем летели мужские голоса. В лунном свете виднелась насыпь. Она была светлее, чем травянистый берег. А за ней шумел Ваг. Пламя костра, вокруг которого сидели люди, уже угасло, но на жару еще тлели ветки.

Мацак тихо приблизился к Бакошу и торжественно поднял бутыль.

— Вот вам лекарство, — крикнул он неожиданно, так что некоторые даже встали. — И, как видите, не только бутылку, но и самое корчмарку я сюда доставил!

Мариенка высматривала место у костра. Увидев ее, Бакош снял прозрачный плащ, расстелил его на траве и пригласил девушку. Она села, поджав под себя ноги.

— Пусть молодежь очень не задается, — продолжал говорить Мацак. — Тут Рудо похвалялся, что принесет кое-что, а принес фигу с маслом. Как видите, не молодой, а старый вернулся с бутылкой.

Люди засмеялись, а у сидевшего напротив Мариенки Валко вдруг ожили маленькие заспанные глазки:

— Правду говорит папаша.

— Молчи, куролов несчастный, — рубанул Мацак. — Иди лучше, строй свой дом.

Окружающие вновь засмеялись.

Мацак долго искал глазами Рудо и не заметил, что тот сидит около Мариенки.

— Я должен уступить ему место? — шепнул ей Рудо.

— Кому?

— Ну, вашему Штефану.

— Моему? — она нахмурила брови. — А почему моему? Может, Вильминому?

Оба они уставились на Штефана, который, подсев к Тоно, отпил из бутылки и передал ее дальше.

— Он пошел за вами, — кивнул Рудо головой в сторону Штефана, — и вы тотчас же предстали перед нами. А со мной как вы поступили?..

Она покосилась на Рудо, а тот, не дожидаясь ответа, захватил губами горлышко бутылки, и, казалось, не хотел от нее оторваться. Мариенка взяла ее у Рудо, передала Бакошу и сказала:

— Вы должны были мне все объяснить, а не заигрывать так по́шло.

— Выходит, выбрал я плохую тактику, — шепнул он, надувая губы. — Но я хочу исправить то, что испортил.

«Лучше бы мне сесть к Штефану», — подумала про себя Мариенка и сделала вид, будто бы не слышит слов Рудо.

У Рудо задрожала сигарета в руке. Он тупо смотрел в темноту, уже не воспринимая разговора рабочих, и даже не заметил, как снова разгорелся костер.

— Я вас, видно, не интересую, — процедил он вдруг сквозь зубы и повернулся к девушке спиной.

Мацак подсел к Мариенке с грустным вздохом:

— Да, девонька моя, разве ты знаешь, каким я был в молодости? А был я здоровенным детиной, только работы тогда никакой не было. И теперь, хотя я уже старый, есть у меня еще порох в пороховнице. Скажу так: у кого руки сильные, умелые, тому жить хорошо.

Мишо Бакош подмигнул Мариенке:

— Не верь ему. Одних рук мало. Надо к тому же и под шапкой, — он поднес руку к голове, — кое-что иметь.

— Вот это меня и сердит, — забормотал Мацак. — Свет как был, так и останется. Раньше паны жили за счет бедноты, а теперь, почитай, у умных животы будут пухнуть. Люди вроде все одинаковые. Но что поделаешь с такими, у кого голова не варит как надо? Разве их научишь управлять машиной? Не оправятся, хоть уши им оторви. Вот таким снова и дают лопату в руки: возьмите потейте, чтобы у умных сало не растопилось.