Милош Крно - Лавина

В эту тихую сырую апрельскую ночь в долину спустилась непроглядная тьма. Она лежала неподвижно, как вода в мутном пруду. Скорый поезд прокладывал себе дорогу сквозь тьму; он как будто прорывал ее горячей железной грудью паровоза, из которого вылетали искры, исчезая во тьме. По крышам вагонов стлался густой дым, и его толстый негнущийся хвост тянулся за поездом, сливаясь со мглой. Вдоль железной дороги с обеих сторон чернели широкие пояса сосен. Их верхушки, пропитанные темнотой, были так же неподвижны, как и окрестные вершины, как мгла и дым.

Впереди неожиданно вспыхнул кроваво-красный огонек величиной не больше человеческой ладони. Паровоз дважды свистнул, заскрежетали тормоза, заскрипели буфера, и ритмичный, бодрый стук колес сменился протяжным, заунывным шипением пара.

В предпоследнем вагоне замигали маленькие синие огоньки. Когда поезд останавливался, вагоны, резко сталкиваясь, загрохотали и спящие сразу же проснулись. В одном из купе раздался хрипловатый женский голос:

— Что это, уже Попрад?

Толстый мужчина лет пятидесяти с блестящей лысиной прикрыл пухлой рукой рот, устало зевнул, протер рукавом окно и в перерыве между зевками протянул:

— Эта-а-а-а, пожалуй, туннель…

Произнося первое слово, он глубоко вдохнул воздух, а последующие произнес на выдохе, так что женщина, сидящая в уголке у двери, укрытая пальто, из-под которого торчали ноги в ботиках, вздрогнула. Скрежет тормозов ее не разбудил, она проснулась только теперь и испуганно вскрикнула:

— Что это, что происходит?

— Ничего, просто стоим, — раздраженным голосом ответил толстяк. Потом еще раз громко зевнул и сокрушенно проговорил себе под нос: — Пожалуй, это все же не туннель.

Он неуклюже поднялся, лениво, но старательно потянулся, так что кости затрещали, и, ухватившись за ремень, хотел было открыть окно. Но его соседка ожила, как форель в чистой воде, и жалобно захныкала:

— Не открывайте, очень вас прошу, я и без того простужена.

Она сразу же чихнула, а чтобы не оставалось сомнений в состоянии ее здоровья, еще и закашляла. Толстяк проворчал что-то, медленно уселся, достал из-за спины туго набитый портфель и, постелив на столик у окна газету, вытащил хлеб и колбасу. Потом он начал быстро поглощать куски толсто нарезанной колбасы, громко чавкая.

— Почему мы, собственно, стоим? — забеспокоилась женщина, которая сидела у двери, и высунула из-под пальто свою растрепанную голову.

— А вдруг на нас напали разбойники? — испуганно спросила простуженная дама и чихнула еще раз.

Напротив нее сидела сильно надушенная девица. Услышав вопрос простуженной дамы, она осторожно высвободила свои пальцы из руки молодого офицера и, разбираемая любопытством, разразилась смехом:

— Какие разбойники?

Простуженная дама возмутилась:

— Ничего смешного в этом нет! Я совсем недавно из Братиславы. Я часто туда езжу к сыну, ординатору… А вы не были в Братиславе? — Не дожидаясь ответа, она всплеснула руками и начала рассказывать: — Просто подумать страшно, как там грабят! Это правда, истинная правда. Ходит там по квартирам человек, представляете? Звонит у дверей, а когда открывают, делает так… — Она неожиданно распахнула кофту, и у нее на груди заблестела брошка. Затаив дыхание, но уже более спокойным голосом она добавила: — А из-под пиджака торчат ребра…

— Ну-ну, — прервал ее сосед и зачмокал губами. — Он что же, мертвец, что ли?

— Этого я вам сказать не могу. — Рассказчица не заметила в голосе соседа насмешки. — Кажется, нет, — поправилась она, — но его видели, смею вас уверить. Одна знакомая моей невестки. Она сразу же упала в обморок. Ну а из квартиры, сами понимаете, все было украдено… А еще говорят, что этот человек… ну, который с ребрами, может прыгнуть прямо на второй этаж. — Заметив, что толстяк недоверчиво ухмыльнулся, она продолжала, повысив голос: — Да-да! Говорят, у него на подошвах пружины… И такое происходит с тех самых пор, как началась эта проклятая война…

Последние слова она произнесла с глубоким вздохом, и это неприятно задело молодого офицера. Тот заерзал, как будто сидел на горячих углях, проглотил слюну и с возмущением сказал:

— Почему проклятая война? Речь идет о свободе народа. Я был в России, там меня ранили, и я снова туда пойду. Надо бить большевиков, разве это не ясно? А вы — проклятая война…

Девица вздрогнула, сжала руку офицера.