Чжан Юэжань - Кокон [litres]

– Как же так…

– Знаю, что не должен был портить тебе настроение. Но… кто знает, жизнь такая хрупкая. – Я дал отбой и допил пиво.

Шаша с ничего не выражающим лицом сидела на своей кровати. Вдруг она сказала:

– Мы умрем, да?

Вместо ответа я открыл новую банку пива. На улице поднялся ветер, окно заскрипело. Не у нас, а в соседней палате. Интересно, починили они задвижку в триста семнадцатой? Эта палата много всего повидала, и как ни старался я от нее отделаться, в конце концов все равно оказался заперт по соседству, слушаю, как скрипит знакомая оконная рама. Ко всему прочему я заперт здесь вместе с Шашей. Жизнь – скучнейшая штука. Шаша так и глядела на меня со своей кровати, пакет с чипсами по-прежнему лежал у нее на коленях, но она к нему не притронулась. Почему она не ест? Она ведь только это и умеет. Наверное, Шаша даже отдаленно не представляет, что такое горе или безнадежность. Живет как в бреду и никогда не теряет аппетита к жизни.

Я влил в себя последнее пиво и с головой залез под одеяло. Тело горело, губы пересохли, вероятно, у меня начался жар, я все-таки заразился. Вот и хорошо, теперь меня уже ничто не удивляло.

Я скорбно уснул и даже видел сон, там было много людей, кажется, они пришли меня навестить. А я чувствовал, как на меня что-то давит, и сонно размышлял, что это демон явился по мою душу. Потом что-то мокрое залезло мне в рот и стало там копошиться. Я резко проснулся, открыл глаза. Надо мной нависало лицо Шаши, глаза ее блестели в темноте. Потом она нырнула вниз и зарылась лицом у меня между ног, хвостик на ее затылке заскакал вверх-вниз, словно взбесившийся кролик. Я с трудом приподнялся на локтях, дыхание мое все учащалось. Шаша оседлала меня, руками стиснула меня за бока. От скачки резинка с волос у нее слетела, и они рассыпались по плечам, она что-то безостановочно бормотала, будто заклинание читала. Не в силах сдерживаться, я кончил. И в ту же секунду понял, чтó она бормочет: скоро умрем, скоро умрем, мы скоро умрем. Она улеглась рядом, обдавая меня густым горячим дыханием. Вали на свою кровать, тихо прорычал я. Она лишь прижалась теснее. Я оттолкнул ее, но она снова притиснулась.

Скоро умрем, скоро умрем, мы скоро умрем – вжимаясь в меня, повторяла, точно в бреду Шаша. В ней ощущалась одержимость, она была словно зверь, который чует надвигающееся землетрясение или потоп. И я вдруг испугался: ведь мы действительно в большой беде. Очень может быть, что патогенные бактерии распространились по всему зданию. И никому отсюда не уйти. Почему иначе сестры так долго не заглядывают в нашу палату? Они просто бросили все и сбежали, оставив нас погибать. Наверное, бактерии уже проникли в мое тело и пожирают здоровые клетки. Я смутно почувствовал, как что-то сдавило мне горло, дыхание становилось все слабее. Как догорающая свеча, которая в любую секунду может погаснуть. Смерть явится совсем скоро, не придется ждать даже утра. Я с силой вдохнул и прижал к себе Шашу. Она растерялась, но тут же крепко меня обняла, сплела свои ноги с моими и больше не шевелилась, как будто решила умереть в этой позе. Ее сердце билось об меня в темноте, удар, еще удар – наверное, это последние звуки, которые уготовил мне мир.

Я тоже закрыл глаза. Все было уже неважно. Наверное, это трудно представить, но в ту минуту, несмотря на ужас, я чувствовал небывалое облегчение. Все кончено.

За ночь я несколько раз просыпался. Но Шаша до самого утра лежала не шевелясь. Когда начало светать, я расцепил ее руки и сел в постели. В сизых лучах рассветного солнца ее лицо казалось почти счастливым. Я вышел в коридор и закурил. Девичий виноград заползал со стены на окно, и с одного угла стекло отливало зеленью. В небе пролетели два голубя. Да, я и забыл, что здесь еще водятся голуби. Серые, взмывающие в небо с резким хлопаньем крыльев.

Из другого конца коридора пришла пропадавшая целую вечность сестра. Закатила глаза: кто разрешал вам выходить? Да еще курите, немедленно потушите. Я даже немного растрогался, глядя в ее свирепое лицо, – кажется, мир снова стал нормальным. Хотел вернуться в палату, но тут увидел в дверях Шашу, она влюбленно смотрела на меня, как новобрачная перед первой ночью. Все оставшееся утро ее глаза парой улиток ползали по моему телу. Если я взглядывал на нее ненароком, Шашино застывшее лицо оживало, точно самопроизвольно пришедшая в движение кукла-марионетка. Она потеряла интерес к еде, не притронулась к чипсам, не доела обед, только сидела и тупо меня разглядывала.