Чжан Юэжань - Кокон [litres]

Следующей зимой Большому Биню одобрили визу. Какое-то время я не мог привыкнуть к тому, что он уехал, но новых друзей завести не пытался. Мой университет стоял в глуши, у подножия гор Наньшань, и иной раз я по две-три недели не бывал дома. Потом привозил постирать грязную одежду, ужинал с бабушкой и тетей. Проходя мимо больницы, смотрел издалека на старый корпус, где когда-то лежал дедушка, вспоминал все, что там случилось, и мне казалось, что это было в прошлой жизни.

Весной 2003 года разразилась эпидемия атипичной пневмонии, Цзыфэн сбежал из Пекина в Цзинань, поначалу карантинный контроль был не очень строгим, и его не изолировали. Я пригласил Цзыфэна в ресторанчик рядом с Наньюанем, а он решил позвать туда Шашу. Цзыфэн всегда очень беспокоился о Шаше, даже уговаривал ее найти себе парня. В тот раз мы выпили много пива и разошлись только под утро. А к вечеру у Цзыфэна поднялась температура, анализы подтвердили атипичную пневмонию. И меня, и Шашу нужно было поместить в карантин. Нас привезли в старый корпус, теперь там лежали пациенты с подозрением на атипичную пневмонию, а всех остальных больных переселили в новое здание. Карантин не пустовал, первый и второй этажи были уже заполнены, и сестра отвела нас на третий этаж. Спустя столько лет я снова поднимался по этой сумрачной лестнице – непередаваемое ощущение. Верно, я связан с этим зданием судьбой, раз проклятье, которое каждые пару лет заставляет меня возвращаться, до сих пор не разрушено.

Нас с Шашей поместили в одну палату, раз в два часа медсестра приносила нам градусник. Сначала мы еще могли прогуливаться по зданию, но к обеду одного из пациентов с подтвердившимся диагнозом отвезли со второго этажа в отделение неотложной терапии, после этого весь корпус притих от испуга, и люди уже не решались выходить в коридор. Наша палата была просторнее триста семнадцатой, там стояло четыре кровати. Я включил телевизор и устроился с пультом на койке у окна. Шаша сначала села на кровать у входа, потом передвинулась ближе ко мне. Она то смотрела в телевизор, то переводила взгляд на меня, как будто хотела что-то сказать. Я не отрывал глаз от экрана, там крутили рекламу минералки: мужчина сначала долго бежит, потом хватает бутылку с водой и принимается шумно пить. Сверкающие солнечные лучи бьют по иссушенной земле, и кадр наполняется летним зноем.

С событий в бамбуковой роще прошло уже шесть лет. Все это время я старался избегать встречи с Шашей. Но она время от времени появлялась то тут, то там. Если я покупал пампушки в столовой, Шаша оказывалась в той же очереди; если шел к воротам, чтобы забрать газету, она стояла у прилавка с фруктами, выбирая арбуз. Случалось и так, что я видел ее на остановке, когда ехал из центра города домой. Она бесшумно проплывала у меня перед глазами, как привидение – то появится, то снова исчезнет. Словно хотела напомнить, что и она живет на этом свете.

Окончив среднюю школу первой ступени, Шаша поступила в медицинский колледж на сестринское дело. Колледж был далеко от дома, ей пришлось переехать в общежитие, и в Наньюане она почти не появлялась. Несколько раз мы с Большим Бинем и Цзыфэном собирались поужинать вместе, за ужином они вспоминали, что давно не видели Шашу, звонили ей и приглашали присоединиться. Где бы Шаша ни была, приезжала она всегда очень быстро, а со мной держалась так естественно, будто ничего и не произошло. Она похорошела, стала наряжаться и пользоваться косметикой, но все равно казалась какой-то несуразной. Тесная джинсовая жилетка, яркая плиссированная мини-юбка, обкусанный красный лак на ногтях. Вкуса у Шаши не было, она просто копировала своих однокурсниц. У нее появились подруги, настоящие оторвы, могу себе представить, как они командовали Шашей, гоняли ее туда-сюда. А она и не возражала, ее вообще было очень трудно задеть. Шаша все повторяла за своими новыми подругами, научилась курить и играть в бильярд. Цзыфэн говорил: они все встречаются с парнями, почему же у тебя никого нет? Шаша только хихикала и снова утыкалась в свою тарелку. Как и в детстве, она очень любила поесть, могла жевать весь вечер, пока мы не вставали из-за стола. Потом мы расходились по домам, Цзыфэн и Большой Бинь жили недалеко от ресторана, и оставшуюся часть пути я был вынужден делить с Шашей. Я ускорял шаг, чтобы поскорее оказаться у ее дома, но Шаша не сворачивала к подъезду, а продолжала идти за мной. Приходилось шагать еще быстрее, я едва не бежал. А она, пыхтя, трусила следом, останавливалась у моего дома и смотрела, как я захожу в подъезд. И так каждый раз – Шаша доводила меня до подъезда и только после этого возвращалась домой. Идти было недалеко, дорогой мы всегда молчали, но мне такие прогулки все равно были в тягость. Я стал придумывать отговорки, чтобы не приходить на очередные посиделки с Большим Бинем и Цзыфэном, если знал, что там будет Шаша. А потом она окончила свой колледж, папа через знакомых устроил ее работать в психиатрическую лечебницу, ту самую, которую мы так часто поминали в детстве: да ты больной, пора в психушку на конечной восемнадцатого автобуса! Я слышал, что Шаша хорошо ладит с пациентами, в психиатрической лечебнице ее заторможенность оказалась даже плюсом. Единственный недостаток такой работы заключался в том, что больничные правила запрещали сотрудникам принимать пищу на глазах у пациентов, и Шаше с ее пакетиками приходилось прятаться куда-нибудь во время дневного перерыва. Потом один из пациентов полюбил рвать подушки, по всей клинике летал утиный пух, в итоге у Шаши случился рецидив астмы, и ее увезли на “скорой” в больницу. Она уволилась и снова вернулась в Наньюань. К счастью, я тогда уже поступил в университет, а Большой Бинь с Цзыфэном уехали из города, так что мы с Шашей больше не встречались. Я думал, что больше ее и не увижу.