Рэйчел Бинленд - Флоренс Адлер плавает вечно [litres]

– Хорошо спишь?

Она кивнула и снова стала смотреть на дорогу. Айзек задумался, стоит ли прямо заговорить о смерти Флоренс и дать Гусси знак, что она может обсудить это с ним. Что можно сказать ей? Что смерть приходит за всеми? Что Флоренс ушла к Богу? Что они всегда будут нести с собой память о ней? Все это звучало смешно, так что в итоге он промолчал. Нечего было сказать семилетке обо всем этом печальном происшествии.

Они пронеслись мимо маленьких поселений Мицпа и Буэна-Виста, и только в Вайнленде Айзек был вынужден притормозить. Шоссе превратилось в широкую улицу, которую обрамляли ряды цветов и кустарников, высаженные вокруг тянущихся вдоль нее домов. Когда он рос в Аллайансе, Вайнленд казался ему большим городом, хотя по сравнению с Атлантик-Сити он все еще был маленьким поселком. Семья Айзека пешком преодолевала полмили, разделяющие Аллайанс и Вайнленд, чтобы купить те вещи, которые они не могли вырастить на ферме или сделать самостоятельно – вроде зимних курток или обуви. Мальчиком Айзек верил, что однажды Аллайанс догонит Вайнленд, и если его отец, мать и все их соседи будут усердно трудиться, в Аллайансе появится кинотеатр, аптека и галантерея.

На другой стороне Вайнленд сменялся сельской местностью – широкими полями, раскинувшимися между березовых рощиц. Айзек взглянул на часы. Четверть одиннадцатого. Он был уверен, что найдет отца в синагоге, учитывая, что он не сообщил о приезде. Айзек свернул на Гершал-авеню и еще через несколько минут заехал на лужайку перед Общиной Эмануэль. «Окленд» был здесь единственным автомобилем. Некоторые мужчины в общине – в их число отец Айзека, естественно, не входил, – были достаточно состоятельны, чтобы владеть машиной, но никто бы не посмел садиться за руль в Шаббат. Азейк с удовольствием представил, как они отчитают «Алейну» в последний раз, закроют молитвенники и выйдут на ступени общины – только чтобы столкнуться лицом к лицу с Айзеком и его автомобилем. Он представил, как они вернутся на свои фермы рассказывать женам, что дела у Айзека Фельдмана, похоже, идут неплохо.

– Мы зайдем? – спросила Гусси, когда Айзек поставил автомобиль на ручной тормоз, но не стал глушить мотор.

– Думаю, мы подождем дедушку здесь.

Гусси попросила разрешения поиграть снаружи, и Айзек согласился. Он проследил, как она вприпрыжку бежит к деревьям, высаженным в ряд у участка Сола Грина. Она дважды останавливалась, чтобы поднять с земли сперва маленькую веточку, а затем метровую палку. Гусси нравилось в Аллайансе, хоть Айзек и не возил ее сюда достаточно часто. Как Айзеку когда-то казался экзотичным Атлантик-Сити, так и его дочери был интересен Аллайанс.

– Эй, Гусенок! – позвал он, жестом показывая ей вернуться к машине.

Она прибежала, рассекая воздух палкой.

– Я – король Артур! – прокричала она.

– Думаю, ты хотела сказать, Гвиневра.

Она остановилась возле водительской двери.

– Нет, король Артур. У меня есть меч, видишь?

– А, понятно. Послушай, Гусик, я забыл кое о чем.

Она подняла на него нахмуренный взгляд. После отъезда матери и смерти тети она, наверное, ждала продолжения плохих новостей.

– Дедушка смущается, что он упал. Так что давай не будем при нем об этом говорить.

– Но бабуля послала ругелах.

– Да, да. Мы его передадим. Но не будем говорить, что желаем ему скорейшего выздоровления. Так мы не будем его расстраивать, – сказал Айзек. – Понимаешь?

Гусси медленно кивнула, и Айзек на мгновение задумался, уж не видит ли дочь его насквозь.

– Иди, играй, – велел он с намеренно широкой улыбкой, и она снова убежала.

Айзек прочитал половину вчерашней газеты, когда двери синагоги открылись. На его глазах жители Аллайанса один за другим высыпали из дверей, на ходу снимая талиты [14] Талит – молитвенное облачение в иудаизме. Представляет собой специальным образом изготовленное прямоугольное покрывало. и убирая в карманы ермолки. Все старики общины, включая отца Айзека, вместе выстроили храм из вагонки. В Аллайансе тогда было не больше четырехсот жителей и сотни дворов, и они вместе пилили лес и возводили здание всего с одним помещением. Когда было свободное время, они предпочитали строить храм, а не свои дома, жили в выданных государством палатках лишнюю зиму, но возвели крышу перед Ямим нораим [15] Ямим нораим – «Дни трепета», Десять дней еврейского календаря между двумя великими праздниками Рош а-Шана и Йом Кипур. .

Гусси встретила дедушку у подножия лестницы синагоги и обняла его за широкую талию, прежде чем указать на машину. Айзек помахал рукой, затем открыл дверь и выбрался наружу. Гусси бегала между ними, как радостный фокстерьер, пока Айзек не дошагал до отца в середине двора.