Наталия Полянская - Девятая жизнь [litres]

Папка была толстой, набросков много. Тут же дед сделал заметки по концепции, и Катька, поняв, что все это требует тщательного изучения, прихватила папку с собой вниз. В мастерской ночная тревога будто улеглась, а дед словно отдалился – несмотря на то что это было полностью его место. Пожалуй, следует приходить сюда почаще.

К вечеру Катька перебрала все, что хранилось в папке, позвонила Валентину Петровичу и пригласила его на ужин. Климанский пришел быстро: семьей Валентин Петрович за долгие годы так и не обзавелся, а работа частенько затягивалась допоздна. Дед обмолвился, что была у помощника когда-то жена, но сбежала еще в то время, когда Климанский с дедом заодно маялись от безденежья. Да, бывали и такие деньки… Катька их не застала, она помнила деда уже в период расцвета, однако с удовольствием слушала рассказы о голодном времени и о том, как прогрызали себе пути в советской живописи.

Мария Михайловна подала ужин – изумительной вкусности мусаку (в этом доме уважали греческую кухню) – и ушла к себе. Вкусив мусаки, Катька застонала от счастья, и на ее стон тут же прибежали коты. Не то чтобы они куда-то девались. Катька за день уже привыкла, что в поле зрения всегда есть пара рыжих пятен.

– Нет уж, – сказала Катька сонным попрошайкам. – Вам я это не дам. Самой мало.

Она не обедала, увлекшись дедовыми набросками, и проголодалась.

Ассистент украдкой под столом дал котам по кусочку фарша.

– Валентин Петрович! – страшным голосом произнесла Катька. – Я вас вместе с ними на диету посажу!

– Сначала договор на свое имя со мной перезаключите, а потом сажайте, – хладнокровно отбрил ее помощник и спохватился: – Да шучу я, Катерина Филипповна! Пускай коты поедят вкусного. Хоть едят наконец-то.

По мнению Катьки, лоботрясы только и делали, что ели и спали – особой разницы с их прежним поведением девушка не заметила, – но ладно уж.

В качестве извинения Валентин Петрович сварил кофе в турке (это он умел) и принес из холодильника два ведерка мороженого. Катькин любимый сливочный пломбир с шоколадной крошкой и себе – ореховое с вареньем. Климанский был отчаянным сладкоежкой, чего трогательно стеснялся.

– Итак, вы что-то решили.

– Да, и до завтра тянуть бессмысленно. Я возьмусь за этот заказ, теперь уже точно. Однако… – Катька воздела измазанную мороженым ложечку и поспешно ее облизала, пока лоботрясы не подтянулись, – на своих условиях.

Ассистент прищурился.

– Что бы это значило?

– Валентин Петрович, вы же понимаете, что я не дед. Я могу имитировать его манеру живописи, но толку от этого мало. Пару пейзажей, если мне захочется, я закончу, дед никогда не был против моего участия в его картинах.

– Единственное соавторство, которое он допускал, – пробормотал помощник.

– Но конкретно эти девять объектов… – Катька задумчиво побарабанила пальцами по столу. – «Девять жизней», так называется проект. Придумка просто отличная: коты, байка о том, что у них девять шансов проявить себя в этом мире, мы даем людям шансы, бла-бла-бла. Дед собирался сделать все в едином стиле, и это логично: он известный художник, именно стиль был вынесен на первый план, к тому же мода на Фреда и Джорджа пока не прошла. Однако тут есть нюанс. Если я буду следовать этому плану, ничего хорошего не получится.

Валентин Петрович откинулся на спинку кресла и, прищурившись, слушал Катьку. Коты синхронно вылизывались.

– Я могу воспроизвести все, что дед задумал. Наброски есть по всем девяти объектам, а где мало рисунков, там заметки имеются. В принципе, это не настолько сложно, как может показаться. Наив обманчиво прост, но дед меня учил. И я этот стиль люблю. Насмотреться на ночь картин Анри Руссо [2] Анри Жюльен Фелис Руссо (1844–1910) – французский художник-самоучка, один из самых известных представителей наивного искусства, или примитивизма. – и готово дело. Ну и… я практиковалась. – Катька улыбнулась. Именно в наивном стиле был оформлен «Одуванчик». – Примитив мы окончательно задвигать не будем. Однако копипаст – это не ко мне. К тому же такой подход может плохо отразиться на самой кампании. Как будто мы делаем, лишь бы сделать. И действительно наживаемся на славе великого Литке.

– Вы тоже Литке.

– Но совсем не великая. Меня пока мало знают, хотя не скажу, что я лишена амбиций. И стану ли я великой… да хотя бы просто известной, я не знаю. От фамилии ждут свершений, это большая ответственность. И чтобы ее оправдать, мало идти за дедом, наступая след в след. Вы понимаете?