Наталия Полянская - Девятая жизнь

«Ненавижу заказуху».

Катька с ожесточением постучала карандашом по столу и тут же обернулась: не разбудила ли Игоря стуком? Нет, спит. В их небольшой студии даже не спрячешься: одна комната да кухня, все заставлено, забито, хорошо хоть свет нормальный. Художнику без света просто погибель. И без пространства. Катька ужималась как могла, однако ее не покидало ощущение, что она живет на складе. Конечно, дед не раз предлагал переехать обратно к нему, но та скорее была готова отгрызть себе локоть, чем пойти на его условия. Слишком много их, условий этих. Одно вон похрапывает на кровати. Катька завистливо вздохнула: в отличие от Игоря, у которого сегодня выходной, ей предстояло весь день работать над срочным проектом. У заказчика горели сроки, и завтра, в понедельник, надо кровь из носу сдать пятнадцать иллюстраций. А готово – шесть.

«Ненавижу. Ненавижу. Что бы придумать?»

Иллюстрации предназначались для книжки о тайм-менеджменте. Автор с гордым именем Борислав Соколов рассказывал всем, кто готов прочитать и узреть свет истины, как жить правильно, так, чтобы успевать миллион дел, лежа на пляже. Катька успешно одолела рисунок к разделу о прокрастинации, так как знакома с этим явлением была не понаслышке, и форзац, но вот глава о делегировании не поддавалась никак. В голове роились банальности: седой сенсей раздает указания смиренно внимающим ученикам, люди в деловых костюмах стоят на кусочках пиццы, начальник указывает подчиненным, куда ставить элементы гигантского пазла… Все уже тысячу раз повторено, облизано и отрисовано. Не ею. А Катьке хотелось свеженького, искристого, как охлажденное шампанское. Чтобы шибало в нос и в душу.

– А-ы-ы-ы, – негромко провыла Катька, утыкаясь носом в ладони, и потом тихонько побилась лбом об стол. Иногда это помогало. Но сегодня не тот день. Когда она проснулась – три, четыре часа назад? И с тех пор сидит и мучается, кучу бумаги уже извела.

Может, пойти прогуляться? Или в кафе… Выпить кофе и сок, сменить обстановку. Наверное, «Одуванчик» уже открыт, они ранние пташки. Любимый столик, огромная чашка капучино, рисунок на пенке от бармена Сережи – составляющие успеха. Да, решено. Игоря будить бесполезно, он в выходные спит до полудня, а значит, можно бежать прямо сейчас.

Катька покидала в рюкзак скетчбуки, карандаши, кошелек и мобильник, наскоро причесалась (можно и не краситься – в «Одуванчике» ее видали всякой, в том числе с жесточайшего похмелья), влезла в короткие джинсовые шорты с бахромой (дед говорил – акулы обкусали), в первую попавшуюся майку и на цыпочках вышла в коридор. У входной двери были слышны заливистый лай соседской шавки, громкие голоса детей и музыка из чьего-то радио. Несмотря на ранний час, старый дом жил активной жизнью.

Пожалуй, Катьке это даже нравилось, хотя иногда и приходилось просыпаться в неурочный час от омерзительного звука дрели или пьяных выкриков под окном. Зато нескучно. Катька во всю ширину своей творческой души ненавидела новые вылизанные дома, где соседи здороваются друг с другом, а собак держат исключительно породистых, улыбающихся во всю пасть. Такие стерильные жилища – дом настоящей тоски, могила для творчества. Как, скажите на милость, видеть настоящую жизнь, если лестница твоя пахнет шампунем, на окнах стоят горшки с цветами, а на входе в подъезд сидит убийственно вежливый консьерж? А вот если на стенах граффити, на полу бычки, а пахнет отнюдь не розами, тут-то да. Тут просматривается бунт, достойный любой творческой души.

Дедов дом – некоторое исключение из списка выхолощенного жилья, но и он, и он проигрывает атмосфере старого, еще советского жилого фонда!

Спускаясь бегом по лестнице, Катька едва не наступила на тощего кота. Кому он принадлежал, до сих пор оставалось загадкой, – то ли склеротичной старухе Павловне с третьего, то ли алкоголику дяде Мише со второго, неизвестно. И как звать кота на самом деле, тоже никто не знал. Кликали то Барсиком, то Кузей, а то и вовсе Ферапонтом – это старый учитель придумал, живший этажом ниже Катьки. Почему-то имя Ферапонт шло коту больше всего: имелось в животном некое внутреннее достоинство, отрицавшее истинность Барсика и Кузи. Кота подкармливали все кому не лень, а он периодически таскал из подвала задушенных крыс и аккуратно выкладывал рядком у подъезда, к великому возмущению дворничихи тети Вали.