Наталия Полянская - Девятая жизнь [litres]

– Прошу. – Шагдетов указал на стол, словно к себе приглашая, и Катька еле заметно усмехнулась. Ну, понятно, кто тут альфа-самец. Только и Валентина Петровича просто так не прожуешь. – Я взял на себя смелость заказать закуски, официант оставил винную карту. Какое вино вы предпочитаете в это время дня, Катерина Филипповна?

Катька задумчиво посмотрела сначала на Шагдетова, потом на день за окном. Небо хмурилось, к вечеру обещали дождь. Нет ничего лучше акварельной летней грозы, приходящей после жаркого дня, словно облегчение, словно долгий выдох.

– В это время дня, – неторопливо ответила Катька, – я предпочитаю минеральную воду с газом и лимоном, спасибо.

Шагдетов чуть приподнял темные, словно нарисованные брови.

– Не любите вино?

– Люблю, однако переговоры предпочитаю вести на трезвую голову.

– Это вы на Кавказе не бывали, – чуть улыбнулся Шагдетов. – Там никакие переговоры без вина попросту невозможны!

– Это вы не бывали в моей голове, – в тон ему ответила Катька. – Стоит мне попробовать вино, и я чувствую себя не на переговорах, а на курорте!

Шагдетов засмеялся.

– А на Кавказе я бывала, – продолжила она. – Два года назад с дедом летали в Тбилиси, у него там выставка была. Потом мы соревновались, кто лучше напишет монастырь Джвари в грозовых облаках. Тогда-то нас грузинские партнеры и угостили домашним вином, прямо из пластиковой десятилитровой бутыли. Папа одного из партнеров это вино делает уже много лет! Утром просыпаюсь – на столе готовая акварель. Дед три штуки нарисовать успел.

– Это те акварели, что вы в прошлом году приобрели, Дамир Кирмитович, – сказал Валентин Петрович, посмеиваясь.

– Вот даже как! – Спонсор пиратски усмехнулся. – Ну а ваш Джвари каким получился?

– Кривеньким, – честно сказала Катька. – И размытым. В дедовой квартире на стене висит как напоминание о том вояже.

– Я понял. Даме минеральную воду с газом и лимоном, – сказал Шагдетов подошедшему официанту, а Катька откинулась на спинку стула. Чувство такое, что первый раунд – ничья. – Мне тоже. И что вы порекомендуете из горячих блюд?

После того как официант отошел, приняв заказ, Катька поинтересовалась:

– Дамир – это адыгское имя?

Ей вправду было интересно.

– Не совсем. У моего отца когда-то был кровный брат, которого так звали. Трагически погиб еще до моего рождения, а меня назвали в его честь. Адыгское – это Дамий, например, или Дагаз. Или вообще Курумбий.

– Курумбий, – повторила Катька. – Вам бы пошло.

– Вполне возможно, – согласился Шагдетов. – Адыгский язык очень красив.

– Как полет сокола над ущельем?

– Именно так. Вы бы могли нарисовать адыгский язык, Катерина Филипповна?

Катька пожала плечами, достала из клатча блокнот и карандаш (не идти же без них на встречу!) и попросила:

– Скажите что-нибудь по-адыгски.

Дамир произнес длинную певучую фразу, в которой иногда что-то щелкало и падало. Катька подумала секунду, а потом опустила на бумагу острие карандаша. Полились штрихи, потекли плавные линии. Минут пять мужчины молчали, она рисовала. Затем так же молча протянула листок Шагдетову.

– Очень интересно, – пробормотал он.

Из штрихов складывался профиль: то ли мужской, то ли женский, не разберешь, но тонкий, будто из паутины вытканный. Лицо становилось лесом и горами, и стволы у деревьев были словно кинжалы, а может, и нет… Картинка-обманка, картинка-ущелье. Сокол там тоже был, Катька вписала его в кроны деревьев – верхушки елей обрисовывали его силуэт.

Шагдетов поднял глаза от листка и спросил совсем другим тоном:

– Поговорим, Катерина Филипповна?

– Поговорим, Дамир Кирмитович.

– Просто Дамир, – предложил он.

– Катерина.

– Вот и договорились.

– Уже договорились? – с притворным изумлением поинтересовался Валентин Петрович. – А как же долгое обсуждение, как же творческие споры?

Шагдетов пожал плечами.

– Это, – он показал помощнику рисунок, – говорит само за себя. Хотя творческих споров, полагаю, нам все равно не избежать. Однако я готов попробовать. Я доверял мнению Филиппа Ивановича и, когда вы позвонили мне и объяснили ситуацию, мог просто на него положиться. Теперь я вижу, почему был сделан такой выбор… Вы выставляетесь, Катерина?

– Пока мало.

У нее словно тугой узел внутри развязался. Дамир для Катьки был чуждый, чужой, и она подготовилась к долгой, трудной работе. Убеждать, доказывать, что ты не верблюд и как-то сможешь – да еще совсем не так, как Филипп Литке. Катька не думала, что дело ограничится одной-единственной импровизацией.