Михаил Гиголашвили - Кока

там растёт трава марихуана!

Ничего на свете лучше нету,

чем набить травою сигарету!

Тем, кто пыхнул, не страшны тревоги —

Им прямыми кажутся дороги!

А Кока смотрел на честное румяное лицо Трюфеля и думал, что ни он, Трюфель, ни люди типа Тёщи или Лома преступниками не являются. Один сделал то, что многие делают, – украл, но попался. Тёща вспылил, ударил тёщу – с кем не бывает? Тёща есть, в тюрьму б зятю сесть! Он, Кока, купил для себя гашиш – и какое кому дело, что он у себя на балконе курит? Сказать “преступник” легче всего. А что он преступил? И кто ставит метки? Кто проводит межи, дальше которых это надо считать преступлением, а до – нет? И так ли безгрешны сами судьи, прокуроры и прочий стряпчий подъячий блудный сброд? Они закидывают людей камнями, забыв слова Христа о тех, кто без греха! А уж на них самих грехов понавешено втрое больше, чем на простых людях!.. Или он, Кока? Разве он криминальный тип, чтоб его в тюрьму запихивать? Даже мух он не обижал: бил их галантно мухобойкой не до смерти, не ленился брать за крылышки и выкидывать в окно – летай, живи, если выживешь! Зачем их бить? Может быть, мухи – эти воздушные бродяги, как все божьи твари просто любопытны, а люди для них – боги, нечто огромное и непознаваемое, к чему они стремятся быть поближе, рассмотреть, посидеть на тёплом идоле, посучить лапками, молясь ему, и лететь дальше, познавая свой особый мир пустоты?..

При чтении объебона Тёщи Кока был прокурором, Гагик – опять защитником, судьёй хотели поставить Гольфа (очень хотевшего участвовать), но он ничего не понимал, поэтому ему дали роль секретаря, а судьёй, как всегда, служил Али-Наждак.

Кока начал величественно:

– Обвиняемый Пузырный Аркадий, тысяча девятьсот пятьдесят пятого года рождения, проживающий по адресу село Скотное, улица Свиная, 5, находясь дома в нетрезвом состоянии, а по-простому – бухой в сиську, потребовал в грубой, даже извращённой форме борщ у тёщи, к которой испытывал ненависть со дня свадьбы…

– Да раньше! Как с Ленкой познакомились, так и невзлюбил ту старую визгливую суку! – признался Тёща. – А болты налил я в тот день немного, грамм триста хапнул, ну и пивом полирнул… – Но Гагик-адвокат прервал его:

– Э, бр-рат-джан, так ср-разу в пр-ризнанок ходить нельзя, эли! Кто докажется, что выпивши был? Экспер-ртиз был, ахпер-джан? Нет? Ну и всё, ара. Тр-резвый был как солнышку! Пр-рокурора вр-рёт как псивый мур-рин!

Кока, не обращая внимания на реплики адвоката, продолжал:

– После того как тёща подала ему борщ, подсудимый, этот любитель кухонного бокса, начал высказывать ей в нецензурной форме претензии, что она опять, так её мать, матери мать и материну прабабушку, бухнула в борщ сахар…

Тёща возмущённо перебил его:

– Она, сволочь, всегда сахар в борщ клала! Я её просил по-хорошему: не делайте этого, мама! А она – нет, хлопнет пять ложек и рада… Каждый раз так языками цеплялись!

Гольф, услышав заветное слово “боршт”, просил объяснить, в чём дело, но было не до него. Гагик-адвокат снова ругал своего подзащитного за то, что тот сразу признаётся:

– Молчи, дур-р-ракан! Кто докажется, бана, что ты р-раньше пр-росил этому стар-рому суку не ложить сахар-р в ебатный бор-рщ? Так ты р-р-рецидивиста выходишь, эли, мозга есть? Слепой Фемид всё видит, ахпер! Ср-раз в тр-руху р-расколоться не надо, эли!

А Кока чеканил дальше:

– После короткой, но крайне нецензурной перепалки обвиняемый ударил старую шуструю тварь деревянным бочонком по башке, бочонок раскололся, обсыпал ведьму рафинадом, на котором она тут же поскользнулась, грохнулась на пол и сломала свою уродливую когтистую лапу!

– Вот, правильно! Она сама упала! Сама лапу сломала – я при чём? – отбивался Тёща, но Кока строго спросил:

– А по башке бочонком тоже сама себе дала?

Тёща взвился:

– Да не выдержал скрежета этой мозгососки! Вот и дал! Она как завелась визжать – у меня в ушах как будто болгарку включили! Перемкнуло!

Адвокат не сдавался:

– Слепой Фемид всё смотр-р-рит! Циплоп c одной глазой видит, кто пр-рава!

Но в конце чтения смеяться уже не пришлось: статья за злостное хулиганство с тяжкими увечьями, до семи лет.

– Именем всевышнего даю тебе приговор: семь лет каждый день кушать сладкий борщ! – вынес судья приговор и хотел добавить щелбаны или танец маленьких лебедей (без штанов), но Тёща, погрустнев, молча забрал объебон и ушёл на верхние нары. И больше в тот день к столу не спускался. Гольф таскал ему наверх миски с кашей, а Али-Наждак выдал чекушку – человеку семь лет грозит, пусть выпьет, успокоится, да пребудет с ним милость Аллаха!