– А придурок? Кирнос Абрам? Так вин жидюга! Гей, чмо парашне, ти хто? Жид?
– Да, – едва слышно отозвался придурок.
Тёща засмеялся:
– Какой же ты жид? Жиды – богатые бобры, в шубах и брюликах шаркают, в мерсах рассекают, – а ты, сопля, почему в дерьме по уши сидишь?
Придурок поднял костлявые плечи:
– Плохой… Плохой жид… Так Бог хочет…
Рудь не успокаивался:
– А чому вин так хоче? Що ти зробив поганого?
– Не знаю… Ничего поганого… Бутылкой по голове… Один раз…
Видя, что Рудь примеривается дать придурку поджопник (что делалось при каждом удобном случае), Кока властным окриком остановил его:
– Оставь чушкаря! Беспредела не допущу! И положняк [208] Тюремная пайка, которую нельзя ни проиграть, ни отнять.
его не трожь, не по понятиям это, – вспомнил он, как Рудь вчера выбросил придуркову пайку в очко. – Смотри, как бы тебе ответка не прилетела – забыл, за что он сидит?
Рудь, ворча, полез наверх, а Кока вернулся к Гольфу, объяснить мучивший немчика вопрос, почему Йозеф Шталин расстрелял Валленберга, ведь тот был антифашист.
– Ты же сам говорил, что Валленберг был арестован советской контрразведкой в Будапеште в тысяча девятьсот сорок пятом году, у него в машине нашли два чемодана с драгоценностями, конфисковали, а самого Валленберга переправили на Лубянку…
– В чемоданах было добро венгерских евреев, он брал его на сохранение, а в Будапешт вёз отдавать, – не очень убедительно возразил Гольф, но Кока строго-лукаво посмотрел на него:
– А кто знает, куда он ехал и вёз? Может, в Швейцарию, на своё конто? Вот Сталин на всякий случай и расстрелял его как контрабандиста. Сталин вообще евреев не очень жаловал. Своих иудеев выслал всем кагалом за полярный круг, к белым медведям. Кстати, ваш Гитлер тоже хотел евреев на Мадагаскар переселить, но только болтал, а Сталин взял и сделал! – Но от дальнейшего обсуждения, где евреям хуже жить – в холодной Сибири или на жарком Мадагаскаре, уклонился, так что Гольфу пришлось развивать эту животрепещущую тему с Тёщей с помощью жестов, междометий и корявых полуслов.
Коке понравилась роль смотрящего руля, полезного людям. Он даже призвал зэков устроить субботник. Убрали хату. Очистили “телевизор” от столетних крошек. Не съедали в один присест всё вкусненькое из передач, а разумно растягивали на несколько дней. Вертухаи обращались к нему по тюремным делам. Немчик Гольф, получив от Коки в подарок очки (Пётр Ильич не обманул), прозрел и не отходил ни на шаг, был дисциплинирован, как немецкая овчарка, смотрел в рот Коке, своему связному и толмачу в этом аду русской тюрьмы.
Дежурных по хате выбирали с помощью дворовой считалки “Опа-опа-опа, Аме-ри-ка, Ев-ро-па, А-зия, Ки-тай, ко-го хо-чешь – вы-би-рай!”, а иногда, чтоб позлить Гольфа, считалочку меняли на “Вы-шел не-мец из ту-ма-на, вы-нул но-жик из кар-ма-на: бу-ду ре-зать, бу-ду бить, буду го-ло-ву ру-бить”…
Кока строго следил за справедливостью, и сделал резкий выговор наглому дерзачу Рудю, написавшему фломастером на лбу у придурка буквы “х”, “у”, “й”, и придурок так и сидел, сгорбившись, на своём шконаре из двух досок возле параши, не смея стереть надпись, и только вздыхал иногда, а Рудь был доволен:
– Так красивше! Видразу видно, хто е хто! Це хороший пацан, а це сволота!
На вопрос Коки, почему он это сделал, Рудь огрызнулся:
– А чого вин, гамно собаче, на парашу ходить – и папиры не спалюе? Е правило: якщо на параши не куришь, то пали папиры, а до цього долбоёбца не доходить, смердить цилими днями пид носом!.. Таке правило есть!
– Есть на жопе шерсть! – жёстко отрезал Кока. – Без дела убогого не мучить! Не видишь, он не в себе! Иди завари чифирь, ты мастер выжатый свежак сооружать! – И Рудь, польщённый тем, что он мастер, уходил к банкам и кипятильнику, вполголоса ругая придурка и замахиваясь на него (тот съёживался и втягивал голову в плечи).
Вечерами Кока устраивал игры в слова, в города, в “морской бой”, и даже сделал по памяти карточки для “флирта цветов”, но эту затею пришлось бросить – флирт хоть и веселил, но каждое второе предложение понималось двусмысленно и вызывало ненужные шутки-прибаутки (и как не быть, если Тёща-Мимоза говорит Али-Наждаку-Мальве: “Прости, прелестное создание, что я нарушил твой покой! Отчего вы так недоступны?” – а тот отвечает: “Вы полюбить меня должны! Без страдания нет наслаждения!”).
Сам Кока охотно играл в нарды с Хабой, при игре обычно рассуждая о том, что нарды мудры, как сама жизнь, они связывают воедино умение играть, смекалку, сноровку, отвагу, опыт с непредсказуемой судьбой, которая выражает себя в бросках зари. Спорили: может ли плохой игрок при хороших бросках выиграть у сильного игрока? Чем объяснить, что иногда три раза подряд выпадает 6:6, а иногда шестёрку ждёшь всю игру? Хаба был уверен, что Аллах следит за каждой игрой, а кости ложатся по его прихоти, – но Коке было это сомнительно: где Аллаху взять столько глаз, чтоб контролировать все игры мира?..
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу