Михаил Гиголашвили - Кока

Вот бы и сейчас спрятаться, как тогда, в шкаф, среди бабушкиных платьев, пахнущих нафталинным запахом времени!..

Так сидел он несколько часов, беседуя сам с собой. Почему-то до боли в ушах захотелось вдруг попасть на какой-нибудь день рождения, “вариант”, где обильно накрыт стол, отлично одетые парни ухаживают за душистыми барышнями, а после вечеринки, ради остроты кайфа, нещадно трахают их где-нибудь в подворотне, или в заброшенном здании, или на чердаке, или в подвале. Так он поступал с одной светской львицей, которая после раутов, выставок и ресторанов тайком приезжала в Сололаки, и Кока вёл её во двор пожарной команды на улице Цхакая. Они пролезали через дыру в заборе и долго-долго наслаждались друг другом на больших сиденьях пожарных машин. А потом тихо, как кошки, выскальзывали оттуда, львица ехала домой на такси, а Кока, окрылён, освобождён, облегчён, поднимался по Чайковского в свой двор, где обычно в это время ещё доигрывали в домино и допивали пиво – дань проигравших…

Он приготовился сидеть всю ночь, но вдруг раздались шаги, решётка лязгнула, на пол шмякнулось что-то тёмное, шаги молча удалились.

Целлофановый пакет!

Он с опаской заглянул внутрь. Хлеб и две пластиковые бутылки – с водой и водкой! Такого подарка герой “Мотылька”, не получал! Из хаты подогнали!..

После первых глотков стало тепло и благостно. Хлеб хорош, водка даёт прилив сил. Отяжелев от внезапной еды и питья, Кока кое-как примостился на шконке, проклиная рабочих, что монтировали её: “Чтоб у них руки отсохли, проклятых! Не могли пошире сделать?”

Задремал.

Но был разбужен каким-то странным шумом. Что это?.. Шелест?.. Шёпот?.. Шуршание?.. Шорох?.. Шаги?.. Шныри?.. Шакалы?.. Шавки?.. Не та дверь страшна, что лязгает, а та, что тихо отворяется!.. Но нет, дверь молчит.

Стал в страхе оглядывать тёмные углы потолка.

Вдруг ему показалось – на стене явлено лицо! Стал всматриваться в тень.

Да это не лицо, а лик великой царицы Тамар! В неё Кока влюблён с юношества, с того дня, когда бабушка прочитала ему из Иоанна Шавтели, что царица Тамар правильно сложена, имеет тёмный цвет глаз, розовую окраску белых ланит, застенчивый взгляд, а язык её чужд всякого грубого слова. Особо Коку привлекал застенчивый взгляд – что таится под ним? Потом он влюбился в портрет из учебника истории, где взгляд царицы был уже не застенчив, а всепроникающ, словно она знает о тебе всё, заранее прощая грехи и огрехи, как и пристало христианке. А жила она восемьсот лет назад!.. Интересно, где были расположены её покои в Тбилиси? Или во Мцхета?.. Где жил двор? Где вершились дела?.. Где вообще в Тбилиси дворцы царей? Есть только один, царицы Дареджан… Ходила ли царица Тамар по Сололаки? И был ли тогда Сололаки?.. Цвели ли прохладные сады, где отдыхает знать, пируют купцы, пьянствует простой люд и даже джигары-абреки, завернувшись в бурки, ночами осторожно заходят прокутить при свете факелов награбленное добро, только для этого им и надобное?..

Лик на стене пульсировал – то появлялся, то исчезал. Кока тянул из бутылки водку и представлял себе, как перед Шамхорской битвой царица Тамар, босая, прошла через весь город в храм Метехи, где и молилась до утра, а назавтра битва оказалась выиграна под водительством отважного Иванэ Мхаргрдзели [194] Долгоплечие, длиннорукие (груз.). , чей брат, Захарэ, был начальником личной стражи царицы, а их отец, Саргис Мхаргрдзели, верно и честно служил ещё отцу Тамар, царю Георгию Лаше и его супруге, царице Бурдухан.

“Историки думают, что эти Мхаргрдзели были курдами”, – обронила как-то раз бабушка, а на вопрос Коки, откуда взялись курды (с ними в районе были натянутые отношения), объяснила, что курды живут в Грузии с незапамятных времён, и, конечно, царица могла выбирать воинов себе в охрану за смелость, честность и верность. Оба брата – под два метра, с огромными ручищами, умелые бойцы. Интересно бы на них взглянуть!.. Во что одеты? Что едят? Что пьют? Как проводят время? О чём беседуют? Поймём ли мы их, если услышим?.. Какие тосты звучат за столами? Какие кушанья подаются? Какая музыка играет?.. Говорят, у царицы есть ручной лев, который ходит за ней, как собака, сидит рядом на пирах и плачет человечьими слезами, когда его загоняют на ночь в клетку, разлучая с хозяйкой…

Лик царицы неуловимо преследовал Коку всю жизнь: когда он видел женщину, ему сразу становилось ясно: нет, это не царица Тамар!.. И взгляд не тот! И глаза не те! И стать не та! И улыбки – не те!.. Наверно, поэтому Кока никак не мог жениться – в живых девушках всё было не так, как у великой царицы…