Михаил Гиголашвили - Кока

– А вы какой немец? Осси или весси?

– Какая разница? Сейчас всё едино. Весси. Из Бремена. Что там написано?

– Написано, что гражданин Ингольф Хёффель, будучи в нетрезвом состоянии, ругал Россию и осквернял пещеру, мочился на стены, а на замечания молодёжи вести себя прилично набросился на них с кулаками, они вынуждены были обороняться. Таким образом, действия гражданина Хёффеля Ингольфа подпадают под статью “Хулиганство”, часть вторая, до пяти лет…

Кока перевёл, как мог. Ингольф обомлел:

– Что? Они хотят меня тут пять лет держать? Я требую консула!

Кока сказал об этом Салу, тот захлопал глазами.

– Где ж я ему консула найду? Завтра начальник придёт – разберётся. Пусть он главначу про консула цынканёт, а наше дело маленькое: выпустил-повёл-привёл. Переведи, пусть до завтра тихо сидит и не буянит, не то сокамерники ему шею намылят будь здоров. Мигом под телеграфный столб отшлифуют!

Кока перевёл и это. Ингольф в отчаянии схватился за голову:

– О, готт! Что это? Как? Говорила мне Марта – куда тебя несёт к русским, ты что, сдурел? И она была, как всегда, права! Я, дурак, поверил, что тут перестройка, демократия, русские стали цивилизованными, вышли из-за железного занавеса и всё теперь будет, как у нас на Западе! И вот результат! Конец! Конец! Тут нормальный человек выжить не может! Это какое-то Средневековье! И очков нет!

Сало дождался конца монолога и указал дручком на дверь:

– Давай! Нах хаус, на хрен! Партизанен! – Ингольф, опустив плечи и голову, ощупью ушёл в камеру, а Сало, запирая дверь, ворчал: – Последнее дело – с фирмо́й связываться! Тут сидел один французик, так тоже покоя не давал доёбками про грязь и тараканов, пока зэки его не отоварили за милую душу – тогда заткнул хлеборезку!

С немцем так просто не кончилось. Наутро Коку вызвали переводить к главначу. Туда доставили Ингольфа – тот затравленно и уныло топтался, оброс кустиками щетинок.

– Русская тюрьма – это ад! – перевёл Кока его первую фразу, но Евсюк, щекастый, брылястый, задиристым воинственным тоном парировал:

– Не хуже ваших концлагерей, где вы людей жгли! Ладно. На что жалуется?

– На всё.

– Ясно. – Евсюк побарабанил по столу, пододвинул немчику печенье и бутерброды: – Угощайтесь!

Но немчик смотрел подозрительно, еды не брал и нудил про разбитые очки, про консула и правозащитников – сейчас перестройка, не тоталитаризм, почему его держат в скотских условиях? Где адвокат, переводчик? Как заказать новые очки? Никто не хочет разбираться, а он сидит ни за что! Его обокрали, избили – и он же ещё и виноват?

– Эк куда его занесло! Скажи ему – перестройка всё, капут, кончилась! Теперь обычная мозгостройка пошла! Спроси лучше, зачем наших пацанов отбуцкал? В деле всё чёрным по белому написано! – Евсюк отдулся после доброго глотка чая.

Немчик пыхнул губами:

– Пф-ф… Кого я бил? Меня избили!

– Суд разберётся.

– Он просит перевести его в другую камеру. Думает, будет без тараканов.

– Без тараканов не бывает! Зэки ж постоянно хавают, крошки в камерах, – вздохнул Евсюк (а Кока подумал: “Врёшь! Есть чистые камеры – одну такую недавно видел, где тепло, светло, зелёная лампа, телевизор и ореховое варенье!”). – К бабам на этаж его, что ли, перевести? Там коридоры почище, зэчки сами убирают, – вслух подумал он. – Переведи ему: я уже известил начальство о консуле. Адвокат ему тоже будет предоставлен. Когда? А я нешто знаю?.. Пока там канцелярские менты разберутся… Знаешь что – бери его к себе в камеру! У вас там потише и порядок есть, – вдруг предложил главнач. – И успокой его ради бога! Мне эти заморочки вовсе не нужны! Будь добр, помоги! И Замбахо от меня скажи, чтоб приголубил фрицёнка!

– Обязательно. Давайте. У нас ещё пара мест свободна, – благосклонно согласился Кока, чем вызвал радость у Евсюка, приказавшего завернуть в салфетку бутерброды для пацанов в хате.

Так Кока вернулся в камеру не один, а с обалдевшим немчиком. Объяснил братве, в чём дело. Немчику дали место, полку в “телевизоре”, угостили чаем, объяснили, что матрас и прочее он получит завтра, сейчас склад закрыт. Своих вещей у него не было. Замбахо спросил, за что его взяли. Кока вкратце рассказал.

– Да, не повезло бундесу – в наше дерьмо попал! – сокрушался Тёща, предлагая немчику печенье с маслом, отчего у того затряслись руки от благодарности.

Хаба спросил, где он сидел, почему так зашуган?

– Тамь, тамь сидьель! Ин камер! – пытался по-русски говорить немчик, тыча пальцем в пол и уплетая вместе с печеньем хлеб с колбасой. – Инферно! Сьюмащечи дом, грязни хат!