Михаил Гиголашвили - Кока

– Передайте Ильичу, нам и это по плечу! – вдруг запел он фальцетом. – То, что мамочка связала, можно выменять на сало!

Баран повёл головой.

– Вот его плющит и корёжит! Неймётся Лясу! Чего ты причепился? Вон у Кока дома в Гурзии криг [152] От Krieg – война (нем .). идёт, а он не пиздит, как Троцкий!

Лясик взвился:

– Какой на хер Троцкий? Войны пройдут, а культура останется! А их культура, – он ткнул пальцем в сторону Коки, – на много столетий старше нашей! У них был Ренессанс, рыцарство, поэзия, проза цвела, а у нас – Батый да Мамай, да Джучи, да землю носом пахать тысячу лет! Ну да понятно: грузины на шестьсот лет старше по Христу, а по жизни – так под тысячи две тянет! Москва когда основана? В двенадцатом веке. А Тбилиси? В четвёртом. Есть разница?.. А женщины ваши? Волшебство, гармония, изыск, лоск, блеск, грация, достоинство! Любая официантка выглядит как княжна! Или сравни народные танцы!.. Грузинские полны величия, грации, обаяния, а наши залихватские яблочки, разухабистые присядки, трепаки под баян?.. Вот что за гнусь ты слушаешь? – ткнул Лясик в магнитофон, пытаясь выключить шансон, а Баран нешуточно хлопнул его по руке:

– Не трожь, курва! Мне по кайф! – А танта Нюра, вдруг злобно заурчав, изо всех сил ударила Лясика сумкой по затылку – тот дёрнулся и замолк на полуслове.

Баран удивлённо обернулся:

– Ты чего, танта? Охренела? Харэ харахор хоровод! Кончай говнотёрки! Базар кончай! Спокойняк всем, не то из масина выкину!

Но Лясик не успокаивался, хоть и попритих. Приложив к голове бутылку, продолжал ажитированно (видно, занюхал без меры на заправке) говорить о том, что вот пример – танта Нюра! Ничего, кроме голой агрессии, предложить не может! Типичный персонаж наших фильмов, где мёртвая пьянка, грязный секс, подлость, хамство и агрессия! А ведь мы, вечные люмпены Европы, могли бы быть самой богатой и счастливой страной! Пришёл бы умный царь, объединил Россию с Европой в несокрушимый союз! Ещё Пётр Великий хотел сделать это, да наша дремотная боярня не пожелала: зачем, не лучше щи лаптем хлебать? Соединить наши ресурсы и европейские технологии! Да и умы у нас светлые в обилии водились когда-то! Но нет! Не будет этого! Всё произойдёт как всегда – буднично, мерзко и пошло! Cядет тиранчик со своими опричниками и начнёт разбойствовать и грабить! Дорога России – в никуда, в развал! Америка куда привлекательнее! Там – цивилизация, прогресс, движение, наука, мировые мозги, технологии, а мы табуретку нормально сделать не можем, только автоматы Калашникова без конца клепаем, чтоб люди во всём мире друг друга больше и обильнее убивали! Строили-строили всеобщее счастье, теперь будем всеобщее несчастье строить! Выживут только те, кто вовремя сбежит!

– Ты же успел сбежать – чего ты бесишься? – поинтересовался Кока, искренне не понимая, для кого Лясик всё это говорит.

Лясик обернулся всем телом:

– А то бешусь – почему я должен здесь телепаться, когда у меня есть родина длиной и шириной в полкарты? Думаешь, мне приятно среди голландских петухов валандаться? Язык, детство, арбатские дворы – это мало?.. А ехать обратно в Москву… Нет, увольте!.. Чтоб там сдохнуть от тоски и пьянства?.. Раньше был Политпросвет, а сейчас наступил Беспросвет… Пиздатели!.. Хуйдожники!..

– Ты вольтанулся, Ляс? – буркнул Баран, выворачивая на автобан, ведущий в Амстердам. – Затрахал, хватит, правда, отхватись.

Но Лясик уже остывал, почему-то обругав напоследок тех, кто сдуру в театры ходит (хотя никто в машине этим недугом не страдал):

– Я в жизни не пойду ни в оперу, ни в театр! Зачем? Лучше лягу у себя на диване, включу проигрыватель – и вся музыка мира моя! И весь балет мой по телику! Что за глупость – сидеть бараньим стадом и смотреть, как самый хитрый и умный козёл ведёт это стадо неизвестно куда, тряся мудями, которые господь неизвестно почему привесил самцам снаружи! Меня тянут в пургаториум [153] Католическое чистилище. – а я не иду, нечего мне там делать, где пурга и метель! И в жизни пуржит дай боже!

Так ехали они дальше под дикий шансон и злобные разглагольствования Лясика. Танта Нюра рядом с Кокой вырубилась напрочь: голова её каталась по валику, как у мёртвой, Кока даже легонько тронул её за руку: “Жива?” – но танта Нюра заурчала:

– Лапы убрал, сучонок! – и колыхнулась, усаживаясь поудобнее, отчего по машине повеяло кошачьей вонью, а Лясик глубоко вздохнул.

Возле Большого канала Баран вдруг резко, толчком, остановил машину.