Михаил Гиголашвили - Кока

Наконец собралась вся группа. Баба-сумка надела панамку и боты. Баба-солдат стояла в первом ряду в брезентовой куртке, грудь навыкат. Каменщик и Кармен о чём-то тихо сговаривались. Переминалась в туфлях на каблуках кривоногая каракатица Наташка в чёрном бархатном берете. Рядом – девушка-кошка. Когтистый Стефан, с книгой под мышкой, босиком. Девушка в каталке вместе со своим поводырём. Кривой с тиками. Огромная бабища, любительница водопроницаемых водоёмов и цейлонских цветов, зычно пыталась завести разговор с кем-то в больших наушниках, но тот, похожий на Чебурашку, ничего не слышал и глупо улыбался в ответ.

Фальке построил группу в затылок, а Боко давал указания поводырю, как втаскивать в автобус каталку с девушкой:

– Я с вами еду, не бойтесь! Там есть специальная ступенька, выдвигается, я покажу. В автобусе билетов не покупаем! У меня весь список, я куплю! В городе будем иметь два часа свободного времени!

И молчаливые психи покорно отправились в поход.

Дитер ушлёпал в бассейн. Кока, радуясь, что избежал психоцирка, поспешил в кабинет кулинарии, где педагог по социальной терапии, дородная женщина в украшениях, встретила его словами:

– Сейчас будем печь пирог! Вы когда-нибудь пекли сладости? Нет? Это очень просто! Лучше всего пироги и торты печь в семейном кругу, всем вместе: процесс труда, да ещё с премией торта, сближает членов семьи. Только подождём ещё одного пациента! Он тоже отказался идти в город. Да, домашнее хозяйство – важная составляющая жизни человека! – С чем Кока был согласен.

Другим пациентом оказался двухсоткилограммовый Вольф. От его присутствия в комнатушке сразу стало тесно, и педагог, сама не худого десятка, пробормотав: “Да, места маловато. Но ничего! Распределимся!” – отправила Вольфа к столику, смешивать миксером масло с сахаром, а Коке велела надеть фартук и начала учить, как замешивать тесто. Делала она практически всё сама, ему только иногда командовала:

– Разверните! Пересыпьте! Откройте! Отмерьте! Налейте! Положите!

Вольф тем временем успел загубить миксер, засунув него масла и сахара больше, чем можно. Педагог стала чинить прибор.

Кока попытался взбить белки с сахаром, но только облился противной, похожей на сперму сопливой жидкостью. Это уж слишком! Он сказал, что у него проблемы с желудком, и, не снимая фартука, улизнул в палату, где просидел возле спящего Массимо минут двадцать. Вернувшись, успел застать момент, когда педагог с Вольфом засовывали пирог в печь. На вопрос “Где же вы? Мы уже почти закончили!” молча приложил руку к животу и закатил глаза.

Женщина покачала головой, без слов захлопнула крышку духовки, но подпись свою в картонке поставила – социальная терапия успешно проведена.

Кока сидел в холле, когда явилась из города группа. Все с трудом волочили ноги, тащились еле-еле. Каменщик и Кармен тащили какой-то узел. Толстуха в красном сарафане, любительница цветов и дальних странствий, шла с букетом сорной травы под мышкой, держа в левой руке несколько солёных кренделей, от которых она отламывала и грызла кусочки. Последней ковыляла злая, потная каракатица, переваливаясь на каблуках и зыркая по сторонам; она несла прозрачный пакет, набитый пачками печенья и галет.

Услышав Кокино доброе:

– Как погуляли? – сурово отрезала:

– Не твоё собачье дело! Шёл бы ты на хер!

– Шла бы ты сама! Корова безмозглая! – огрызнулся Кока.

Каракатица уставилась тяжёлым взглядом, заковыляла дальше, буркнув:

– Чтоб ты сдох, падла! – И получила в ответ:

– Чтоб ты три раза сдохла, сука жирная! Обезьяна кривоногая!

Медбратья были злы и встревожены – оказывается, в городе пропала девушка-кошка: ушла гулять, а к месту отъезда, к ратуше, не явилась. Сбежала! Теперь надо заполнять бумаги, вызывать полицию, объявлять в розыск!..

Утром во время приёма лекарств брат Фальке напомнил Коке, что их палата сегодня дежурная.

Этого не хватало!

– Что мы должны делать? – уныло вопросил Кока.

– Что и другие. Помогать при раздаче еды, мыть после еды столы, ставить на них стулья вверх ножками. В подсобке губки, перчатки, тряпки, ведро для мыльной воды, ведро для чистой воды, швабра.

– Что, и пол протирать? Зачем? Уборщица ведь каждое утро убирает? – недоумевал Кока, но брат Фальке строго сказал:

– Так надо! Социальная терапия! – и ушёл за тачкой с завтраком.

Опять эта проклятая терапия! Заколебали! Дежурить! Убирать! Целый день! Тут поносом или запором не отговоришься! Да и партнёр такой, хоть плачь! Массимо иногда с постели на обед заманить трудно, не то что шваброй шуровать или столы убирать, где обычно накрошено, разлито, насорено, залито слезами, а то и блевотиной!