Михаил Гиголашвили - Кока

– А сами вы откуда? – светским тоном поинтересовался Кока, всё ещё надеясь получить галету, но вместо этого дождался ответа:

– От верблюда. Оттуда. Сам знаешь, откуда. Откуда и ты, козёл! – И неопределённо махнула рукой в наплывах жира.

Их разговор закончился тем, что каракатица, внезапно озлившись, посоветовала Коке подняться на крышу клиники и спрыгнуть оттуда вниз.

– Всё! Пошёл на хер! Исполнять!

Кока ретировался от злой бабы с её ногами редкой кривизны и площадной бранью (сам Кока особо не сквернословил, памятуя слова бабушки, что ругань в первую очередь разрушает психику ругателя). В этой каракатице явно живут два человека: один – вежливый и приличный, а другой – злобный и грязный на язык. Говорил же Лудо, что каракатицы имеют три сердца и зелёную кровь…

Перед походом на томографию Кока тщательно помылся, надел новое бельё и сел в холле ждать такси. Психи уже разбрелись кто куда. Мимо неслышно сновал туда-сюда доктор Кристоф в тёплых тапочках. Баба-солдат выхаживала по коридору свою добровольную вахту. Брат Фальке вёл куда-то библейского старца в саване, тот жевал губами и слабо сопротивлялся. Когтистый Стефан забрался на своё кресло с толстой книгой (потом оказалось – “Война и мир” на польском языке).

Шофёр такси, разговорчивый индус, поведал, что томография – это совсем не больно, на голову вроде ведра наденут и звук пустят.

“Этого не хватало! – подумал Кока. – Как? Через ведро звук? Зачем? Что, концлагерь, пыточная камера?”

Шофер довёз и довёл его по гулким пустым коридорам до массивной двери, открыв которую, Кока оказался в очень большом, с очень высокими потолками помещении, где всё было белым-бело: стены, шкафы, стойка, халат женщины за стойкой, телефоны, белые цветы в белых вазах. Даже серебряная седина врачихи – под стать остальному.

Шофёр отдал ей бумаги, сказав, что будет ждать Коку на улице.

В помещение не проникало ни звука. Белое снежное безмолвие, как у Джека Лондона (усиленно внедряемого в детстве бабушкой в Кокину голову). Слышно только, как врачиха шуршит пером. Потом она подала Коке увесистую анкету – её следует заполнить в комнате ожидания.

Кое-как, путаясь в немецких терминах и болезнях, Кока заполнил анкету. Теперь врачиха велела ему идти в раздевалку, оставить там верхнее бельё, все железные предметы, надеть халат и тапочки, их он найдёт в запечатанном пакете в раздевалке.

– Стальных или золотых зубов нет?

– Пока нет.

Кока ушёл в раздевалку, всё исполнил, вернулся.

В стене отворилась незаметная дверь, выпустила врача в зелёном халате.

– Пожалуйте за мной!

Кока поспешил следом по длинному коридору, путаясь в спадающих тапочках.

В белоснежном зале стоял огромный могучий аппарат, зиял отверстием, сиял белизной, хромом и никелем. Врач в зелёном халате что-то отрегулировал в аппарате, велел Коке ложиться головой к отверстию, дал наушники, предупредив:

– Сейчас на вас наедет шлем. Какое-то время будут громкие звуки, но недолго, минут пятнадцать. Лежите смирно. Мы тут! Если станет плохо – пошевелите рукой.

“Эге! Пошевелите рукой, ногой! С чего должно стать плохо? Убивать меня собираются?” – испугался Кока, но поздно: аппарат зажужжал, на голову медленно и торжественно наехал шлем и начал производить странные звуки – громкие, какие-то заворотистые, заковыристые, утробные, низкие, крутые переливы и рокоты, одновременно похожие и на музыку Black Sabbath , и на предсмертный рёв коров (которых резали курды на свадьбы и похороны), и на фендер-бас, и на бульканье лавы в кратере, и на контрабасное курлыканье, и на рёв мотора.

Он лежал во тьме, оглушённый этим дьявольским концертом, и уже хотел показать рукой, что хватит, достаточно, – как звуки прекратились, шлем медленно отъехал, Кока увидел свет неоновых ламп и доктора в зелёной шапочке.

– Как себя чувствуем?

– Нормально. Громко играла дьявольская музыка!

Врач кивнул – это да, громко.

– Когда будет результат? – слезая с аппарата, спросил Кока.

– Мы пришлём ответ в клинику!

Оделся в раздевалке. С трудом нашёл выход из странного места, где полная белая тишина переходит в страшные чёрные неземные звуки, какие, наверно, будут звучать при конце мира. Такси ждало его.

Оглушённый, мотая головой, сел в машину. Шум в ушах значительно усилился после проклятой процедуры.

В палате застал посетителей: на стульях возле кровати Массимо молча сидели мужчина и женщина, оба в чёрном. При виде Коки встали, представились на ломаном немецком: