Джон Чивер - Исполинское радио

— Это кто так говорит?

— Я.

— А вы кто такой?

Виктор не отвечал. Он разворошил костер и затоптал тлеющие угли. Физический перевес был, разумеется, на их стороне, и он знал, что если дело дойдет до драки, то ему несдобровать; однако дым от растоптанного костра выгнал их из Храма. Виктор встал на верхнюю ступень и посмотрел на часы.

— Даю вам пять минут на то, чтобы перелезть через ограду, —сказал он.

— Но ведь я друг миссис Браунли!

— Если вы друг миссис Браунли, входите, пожалуйста, в ворота, — сказал Виктор. — Итак, пять минут.

Они все потянулись назад вдоль тропинки, и Виктор дождался, пока они не начали переправлять девушек через ограду. Все девушки были хорошенькие. Затем он вернулся доедать свой обед под нескончаемые разговоры миссис Браунли о крошке Хестер.

Следующий день, несмотря на то, что была суббота, Виктор провел в городе. Он искал места. В четыре часа, когда он вернулся, потный и запыленный, он увидел, что двери Большого дома на террасу распахнуты и рабочие цветочного магазина перетаскивают из грузовика множество бочонков с апельсиновыми деревьями. Горничная подбежала к нему и в страшном волнении крикнула:

— Ниле заболел и не может ехать! Миссис Браунли говорит, чтобы вы поехали на станцию встречать мисс Хестер. Отправляйтесь скорей, поезд приходит в четыре пятнадцать. Она велит, чтобы вы ехали не на своей машине, а взяли бы «ролс-ройс». Она говорит: пусть возьмет «ролс-ройс».

К тому времени как Виктор приехал на станцию, поезд, который должен был прибыть в четыре пятнадцать, не только прибыл, но и отбыл уже. Хестер Браунли стояла в комнате для ожидающих, окруженная чемоданами. Это была женщина средних лет, довольно моложавая; издали она казалась хорошенькой.

— Здравствуйте, мисс Браунли, — сказал Виктор. — Я Виктор Маккензи. Я...

— Да, да, я знаю, — перебила она. — Мне Прескот рассказывал о вас. — Она смотрела мимо него.— Вы опоздали.

— Прошу прощения, — сказал Виктор. — Но миссис Браунли...

— Вот мои вещи, — сказала она, пошла к «ролс-ройсу» и села сзади.

Виктор зажег сигарету и выкурил ровно половину, прежде чем взять чемоданы мисс Браунли и понести их в машину. Он поехал к Солсбери-холлу кружным путем.

— Куда же вы едете? — воскликнула мисс Браунли.— Неужели вы даже дороги не знаете?

— Я везу вас другим путем, — спокойно объяснил Виктор. — Дело в том, что года два назад на той дороге построили завод и к концу рабочего дня там довольно большое движение. Здесь мы скорее доедем. Впрочем, вам тут многое покажется незнакомым. Когда вы были в Солсбери-холл последний раз, мисс Браунли?

Она не ответила. Думая, что она его не расслышала, Виктор повторил свой вопрос:

— Мисс Браунли, вы когда были в Солсбери-холл последний раз?

Оставшуюся часть пути они проделали в полном молчании. Когда они прибыли, Виктор достал чемоданы из машины и поставил их возле двери. Мисс Браунли пересчитала их вслух, затем порылась в кошельке и протянула Виктору двадцать пять центов.

— Что вы!—сказал Виктор. — Очень вам благодарен. Но...

Он спустился в сад, чтобы немного остыть. Терезе он решил об этой встрече не рассказывать. Наконец он поднялся к себе. Тереза была занята рукодельем. Комната, которая служила им гостиной, была загромождена вышивками и кружевами, нуждавшимися в починке. Как всегда после дня, проведенного в разлуке, Тереза нежно обняла Виктора. Виктор уже переодевался к обеду, когда к ним постучалась горничная.

— Миссис Браунли хочет вас видеть, — сказала она. — Обоих. Она у себя в конторе. Сейчас же, говорит, чтобы пришли.

Тереза прижалась к его руке, они так и спускались по лестнице. Контора — захламленная, грязная комнатушка подле лифта — была ярко освещена. Миссис Браунли восседала за столом покойного мужа в полном параде.

— Вы — капля, переполнившая чашу, да, да, и вы, вы — оба! — резко сказала она вошедшим. — Закройте дверь. Я не желаю, чтобы весь дом слышал. Крошка Хестер приезжает домой после пятнадцати лет скитаний. И что же? Не успела она сойти с поезда, как вы ее оскорбляете! На протяжении девяти лет вам предоставлена возможность жить в этом великолепном доме — это же чудо, а не дом!— и вот ваша благодарность! Нет, чаша моя переполнилась. Прескот мне сколько раз уже говорил, что вы оба никуда не годитесь, вот и Хестер то же самое, а теперь наконец прозрела и я.

Грубо размалеванная старуха с изможденным лицом обрушила на чету Маккензи свой священный гнев. Серебристое ее платье сверкало, как плащ Михаила-архангела, в деснице она держала громы и молнии, смерть и погибель.