Джон Чивер - Исполинское радио

— А, доброе утро, — сказал он. — Гимнастика, гимнастика!

Он спрятал веник и совок за бархатное драпри.

— Заходите, заходите, — закричал он, натягивая пиджак и направляясь в кабинет. — Сегодня у вас состоится встреча с Сэмом Фарли и Сьюзен Хьюит. Вы самый счастливый человек в Нью-Йорке! Иным так никогда до конца жизни не удается повидать Сэма Фарли в лицо! Им не дано упиваться его остроумием, обаянием его исключительной личности. А Сьюзен Хьюит...

Тут он помолчал, словно не находя слов.

— Встреча, — сказал он затем, — назначена на три. Вы познакомитесь с ними в великолепной квартире Сэма Фарли.

Он протянул Эвартсу адрес.

Эвартс хотел было рассказать о телефонном разговоре с Мэрчисоном, но Левитт не дал ему говорить.

— Я ведь просил вас об одном, — закричал он.— Я просил вас ни о чем не думать! Неужели это так трудно? Я прошу вас поговорить с Сэмом Фарли и взглянуть на Сьюзен Хьюит и решить, подходит ли она для вашей героини или нет? Неужели это трудно? Ну вот, теперь ступайте и веселитесь вовсю! Сходите в кино! Зайдите в зоопарк! А в три часа отправляйтесь к Сэму Фарли.

Он потрепал Эвартса по плечу и направил его к двери.

Эвартс закусил вместе с Элис и Милдред-Роз тут же, в «Ментоне». У него болела голова. После завтрака они все отправились гулять по Пятой авеню, а когда время стало приближаться к трем, Элис и Милдред-Роз проводили его до жилища Сэма Фарли. Это было внушительное здание, облицованное нетесаным камнем, как испанская тюрьма.

Он поцеловал Элис и Милдред-Роз и нажал кнопку звонка.

Дверь открыл дворецкий. Эвартс догадался, что он дворецкий, по полосатым брюкам. Дворецкий повел его наверх, в гостиную.

— Я пришел повидаться с мистером Фарли, — сказал Эвартс.

— Знаю, — сказал дворецкий, — вас зовут Эвартс Маллой. Он назначил вам свидание. Но его нет дома. Он застрял в гараже на Сто шестьдесят четвертой улице — у них там крупная игра в кости, только завтра вернется. Ах, если б вы знали, что творится в этом доме! — Он понизил голос до шепота и приблизил свое лицо вплотную к Эвартсу. — Эти стены могли бы кое-что рассказать! С тех пор как мы вернулись из Голливуда, у нас здесь ни разу не топили, а мне он не платит вот уже с двадцать первого июля. Ладно! Хоть бы этот сукин сын научился воду выпускать из ванны. Он принимает ванну и оставляет после себя воду. Так она и стоит, пока не протухнет. В довершение всего, вчера, когда я мыл посуду, я порезал себе палец.

На указательном пальце дворецкого красовался грязный бинт, и он стал поспешно, слой за слоем, разворачивать окровавленную марлю.

— Смотрите, — поднес он рану к самому носу Эвартса. — До самой кости. Вчера даже видно было кость. А крови! Все кругом закапал. Целых полчаса потом убирался. Это еще чудо, что я не схватил заражение крови. — И он покачал головой, дивясь этому чуду. — Так я пришлю вам вашу мышку, как только она прибежит.

Дворецкий побрел прочь, волоча за собой окровавленный бинт.

У Эвартса глаза щипало от бессонных ночей. Он был так утомлен, что если бы прислонился к чему-нибудь головой, то моментально уснул бы. Раздался звонок и вслед за ним голос дворецкого, приветствовавшего Сьюзен Хьюит. Она взбежала вверх по лестнице.

Она была очень молода, и по тому, как она вошла в комнату, можно было подумать, что это и есть ее дом и что она только что вернулась из школы. Это была легонькая, хрупкая блондинка с тонкими чертами лица; на фоне светлых волос каштановые пряди — она не красилась и начинала уже темнеть — походили на прожилки в древесной породе.

— Я так рада с вами познакомиться, Эвартс, — сказала она. —Я хотела сказать вам, что я просто влюблена в вашу пьесу.

Когда она успела прочитать его пьесу, было загадкой для Эвартса, но он был так ошеломлен ее красотой, что не мог ни говорить, ни думать. У него пересохло во рту. Он не знал, от чего — может быть, от сутолоки последних дней и оттого, что он не спал ночами, — но только он почувствовал, что вдруг влюбился.

— Вы напоминаете мне одну девушку, — сказал он. — Она работала в палатке-закусочной, неподалеку от Саут-Бэнда. Вы никогда не работали под Саут-Бэндом?

— Нет, — сказала она.

— И не только в этом дело, — продолжал он. — Вы мне напоминаете все вместе. То есть, я хочу сказать, ночную езду. Я работал шофером автобуса в ночную смену. Вот что я вспоминаю, глядя на вас. Звезды, и железнодорожные переезды, и коровы, стоящие под забором. И девушки за прилавком закусочных. Они все казались красавицами. Но вы не работали в закусочных.