Мария Рыбакова - Черновик человека

Они продолжают прощаться на улице, Левченко лезет всех обнимать и смачно целовать перекрестно три раза. Профессора исчезают в темноте улицы, а Левченко и Света идут к морю (только зайдем ко мне в номер, возьмем бутылек), он почему-то держит ее за руку (все только начинается, Света!). Они проходят мимо сигаретного киоска, мимо бара, мимо станции проката велосипедов и каяков, мимо магазина, в витрине которого висят гидрокостюмы, черные гладкие комбинезоны, похожие на снятую с человека кожу с отрезанной головой и отрезанными руками.

В Приморском-то море сильнее пахло, чем здесь, правда, Света? Но зато было потише. А здесь, слышишь, грохочет как. Оглушает просто. Как водопад. Океан – это вам не хухры-мухры. Вот наша гостиница, смотри, вся опоясалась балконами, видела когда-нибудь столько балконов на одном доме, нет? Добрый вечер (консьержу), она – тычок в сторону Светы – со мной. Да они тут (в лифте) не слушают, только головой кивают. То ли дело церберы моей молодости. В номер с девушкой ни-ни. Стояли на страже, выслеживали. Вот тебе разница между свободным миром и несвободным. Хотя я наш, русский мир, с вахтершами и клопами, никогда на вот этот западный не обменяю. Пошли. Вот мой номер (пытаясь открыть дверь). Да открывайся же ты, скотина. Это я про дверь. Располагайся, Света. Ничего, если я быстренько позвоню? Надо проведать, как они там, дома.

Да-да, конечно, мне выйти? Нет, что ты, сиди здесь, мне буквально пару слов. Он берет с тумбочки мобильник и, чуть покачиваясь, долго не может попасть пальцем в нужные кнопки. Чертыхнувшись, садится на кровать и снова начинает тыкать указательным пальцем в слишком маленькие кнопки, сосредоточенно, долго, слишком долго, снова чертыхается и диктует себе, заикнувшись, свой собственный номер.

Света оглядывает комнату. В голове начинает звучать мотивчик, похожий на техно ее молодости, однообразный и настойчивый, бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум, становится громче и громче. Даже мысли становятся короткими, в такт мотивчику. Пото-лок-то-здесь-ко-сой, бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум, и-две лампо-чки-го-рят, бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум, вижу-фото-насте-не, бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум, в мягком кресле я сижу, бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум, я кого-нибудь убью, бум-бум.

Доброе утро – у вас утро, да? У нас тут ночь! Это я, вы меня слышите? Как там у вас дела? Валю можно? Что, еще спит? Она хорошо себя чувствует? Что, мало поела? Вы ей бананов предлагали? Говорю, бананов предлагали? Она любит, чтобы размятые были, с творогом. Вы попробуйте. Бананы. Она очень любит. Спасибо. Нет-нет, будить не надо. Я попозже позвоню. Что, проснулась? Спасибо. Валя, родная, как ты там? Все в порядке? А что не кушаешь? Надо обязательно кушать. Я хорошо. Я уже скоро приеду. Люблю тебя, дорогая. До скорого. Целую. До скорого.

Левченко кладет телефон на тумбочку и вытирает слезу. Валя моя уже не та, говорит он. Мы с вами еще молодые, а Валя… сдает. Помните мою Валентину? Она уже стала не та. Ну да что там. Пока все живы, и слава богу. Ну что, Светочка, на пляж пойдем? Вот у меня бутылек, давайте здесь прямо откупорим, чтобы штопор с собой не носить. А бокалы нужны? Нет, не нужны, оставим их тут. Будем из горла, по-пиратски.

Здесь не разрешается пить алкоголь на пляже, говорит Света. Бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум. Задом наперед, и все наоборот.

Вижу, ты больше не пиратка, Света, не хулиганка, как в детстве была. Остепенилась. Это уже, я считаю, американское влияние. Но знаешь, Света, скажу тебе по секрету (он снова подмигивает, уже второй раз за вечер, как будто алкоголь активизировал какой-то мускул в глазу), со мной можно все. Я старый пират. Видел и не такое. Нарушал и не такие правила. Пошли. Только эту пробку вытащу.

Дайте мне, говорит Света. Он не дает, пытается сам откупорить, ничего не получается, и он протягивает бутылку Свете. Та быстро вытаскивает пробку. Я была барменшей, говорит она извиняясь. Оп-ля, говорит Левченко, может быть, все-таки немного еще хулиганка, и подмигивает.

Они проходят мимо консьержа, который опять быстро им улыбается и кивает. А куда теперь, Света, направо или налево, где море-то, я не пойму? Надо обойти гостиницу, дядя Жора. Вот, видите, дорожка. Прямо на пляж.

Огромная масса темно-синей воды набегает на темный песок и, сверкнув, отползает (тут совсем нет гальки, нет зубовного скрежета), чтобы обрушиться еще одной громадной пенной волной. Посмотри на горизонт, Света, какая бесконечность, какая огромная, беспредельная водная жуть. Пошли ноги помочим.