Сергей снова всю ночь провёл у родительской кровати, то и дело, уходя за грань, за которую переступив однажды, обратной дороги уже нет. За эту ночь он выходил в мир живых десятки раз и каждый из них рассчитывал, что в постели кто-то появится. Появится мать, появится отец… Но они были в другом месте, в ЦГБ райцентра, где, между жизнью и смертью балансировал младший брат. Несмотря на то, что родители находились далеко, он чувствовал их боль, негодование, потерянность… Неведомо откуда, но он знал, что стариков даже не пустили к сыну. Знал — единственное, что убеждало их в том, что он ещё жив, это робкие заверения врачей, что шанс есть. А ещё суровые вопросы следователей, говоривших о Коле, как о живом и способном нести наказание.
Терпение и душевные силы, с которыми Булавин ждал стариков-родителей, кончились ближе к рассвету. Он покинул дом, в котором вырос, и побрёл, в предрассветных сумерках, туда, куда несли ноги. Идя мимо вечной стройки, уловил запах горелого мяса — снова психопат сжёг себя заживо, как, впрочем, и всегда. Хотя, сегодня Сергей не слышал душераздирающих воплей полыхающего безумца. Наверное, мысли витали так далеко, что сознанию было не до какого-то извращенца…
Шаг за шагом, будто чужие ноги вынесли Булавина на главную площадь. Занимался рассвет и первые лучи падали на лысину памятника вождю Мирового пролетариата. Наверное, символично для этого места — свет озаряет прошлое, которое уже никогда не вернётся. Прямо, как у каждого здесь… Всё, что осталось «там», переливается в лучах золотистого света. Всё, что забрал с собой, бесцветно, серо, тоскливо.
«Хотя, наверное, у всех всё по-разному», — подумал Сергей, увидев на одной из лавочек Леночку, которая нашла себя именно тут, по эту сторону смерти. Здесь у неё, как оказалось, больше поводов для радости. Пусть и поводы эти жуткие до зубовного скрежета.
— Привет, чучело, — уныло проговорил Сергей, подойдя к потупившей голову и уставившейся в свой нож-осколок девушке.
— И тебе привет, — бесцветно ответила та. — Я, так понимаю, мне не стоит рассчитывать на то, что ты будешь звать меня по имени.
— Не знаю, — пожал плечами Булавин. — Обидно?
— Даже не знаю. Привыкла уже…
— Ну и славно… Может, отмоешься, перестанешь быть чучелом.
— Не отмывается, — с прискорбием сообщила Лена. — Въелась.
— В одежду?
— Во всё… — провела она осколком по покрытому склизкой кровью предплечью, соскребая жижу и смахивая её на землю. Однако, уже через мгновение, на очищенной древним способом коже, снова появилось бурое, вязкое. — Запятнала я себя, — пояснила Лена. — Навсегда…
— Но, ведь тебя это не смущает?
— Нет, — спокойно повертела она головой. — Не смущает… Как брат? — неожиданно перевела она тему.
— Не знаю, — на автомате ответил Сергей и почувствовал, как внутри ворчливо зашевелились почти атрофировавшиеся, на этой стороне смерти, чувства. — Он был здесь… — почему-то решил признаться Булавин.
— Умер?
— Да. Точнее, думал, что да. Потом вернулся…
— Как это было?
— Не знаю. Просто вошёл туман и… Не знаю, — замялся Сергей, — остался жить…
— Он сам? — вполне пространно спросила Лена, но Булавин понял, что она имеет в виду. Мёртвые редко спрашивают о чём-либо, кроме самой смерти…
— Нет. Убили, — не стал скрывать Сергей. — Точнее, почти убили.
— А где он сейчас?
— Не знаю точно. Но, мне отчётливо приходит на ум ЦГБ в облцентре. Не знаю откуда. Просто, есть понимание и всё тут…
— Хотел бы туда?
— Хотел бы… Но, сама знаешь. Мы как в клетке. Я нашёл выход, но, мне кажется, я только привёл за собой смерть. Привёл к близкому.
— Может быть… Кто знает… Хочешь посмотреть?
— Куда? — не понял Сергей.
— Туда, — неопределённо пояснила Лена, но, впрочем, сразу же уточнила, — на брата. У тебя получится, наверное…
Она протянула ему осколок. Булавин несколько мгновений колебался, но потом отпрянул.
— Нет, не надо!
— Почему? — удивилась девушка. — Не интересно?
— Боюсь, — признался Сергей. — Я и так принёс слишком много горя. Мне кажется, мне не стоит…
— Ты веришь в этот бред?
— Не верю! Но я уже не знаю, во что нужно верить, а во что нет! Каждый шаг в сторону близких приносит лишь горе. Думаю, мне лучше идти от них в другом направлении…
* * *
Горбин тихо вошёл в палату. Несмотря на то, что к подвешенному между жизнью и смертью подозреваемому не пускали даже родителей, он нашёл достаточно аргументов, чтобы для него сделали исключение. Он, с двумя его подчинёнными, был включён в состав следственной группы. Ну, а для того, кто имеет отношение к делу, минутное посещение — вполне допустимая вольность.
Читать дальше