Жорж Старков: Город ненаступившей зимы [СИ]

Сергей ждал совсем недолго, но уже устал. Как Толик справляется? Хотя, у Толика есть цель. Своя, непонятная, но есть. Каждый сходит с ума по-своему. Булавин или ещё не сошёл, либо сошёл, но как-то неправильно. У него не появилось навязчивой идеи, ради которой можно было бы оправдать здешнее пребывание. Образовалось лишь уныние и новое чувство, которое было ярче всех остальных, приглушённых вечным лёгким туманом, окутывающим город мёртвых, неведомо с каких времён. Чувство вины… Вины за то, что и его жизнь и его смерть принесли лишь страдания и горе самым близким. И, самое главное, что исправить что-либо он уже не в силах.

В мрачных, совсем не рассветных мыслях, Сергей смерил неспешным шагом большую часть города и спустился к реке. Она, как всегда, несла воды почти незримо и очень нехотя отражала от своей глади мутный солнечный свет. В последнее время вода стала тянуть Булавина. Возможно потому, что он здесь погиб… А может, потому, что воды поглотили его тело? Кто знает. Сергей не знал, да и не хотел. К чему это? Тянет, значит так надо. Что ещё делать в этом месте? Только потакать своим притуплённым желаниям.

Булавин шёл вдоль берега и вспоминал, как в этих самых местах проходили деньки далёкого детства. Вспомнились пацаны со двора. Вспомнился брат, который так и норовил привязаться хвостиком, а перед сверстниками было как-то неудобно. Эти мысли заставили улыбнуться. Теплее стало, но совсем чуть-чуть, неощутимо почти…

Сергей окинул взглядом берег. Почему-то показалось, что именно сейчас нужно посмотреть на него другими глазами. Булавин расфокусировал взгляд и, будто преодолевая сопротивление сильнейшего ветра, шагнул вперёд. Песок стал ярко-жёлтым, вода искрящейся, небо голубым, а солнце улыбчивым. Потянуло чуть вверх по прибрежному склону, туда, где раскинулся ресторан, с великолепной терассой из срубов. Массивные брёвна подпирали перекрытия из брёвен потоньше, в свою очередь удерживающих крышу, так же подбитую натуральным деревом. На терассе о чем-то беседовали двое мужчин. Стояли, курили. Сергей двинулся к ним и уже вскоре до него начали долетать обрывки разговора. Подойдя чуть-чуть поближе, он узнал их. Один был бизнесменом, довольно успешным и узнаваемым в городе, другой начальником полицейского управления.

Сардиев и Горбин. Горбин и Сардиев. Одного из них Сергей уже хотел убить, но не знал как. Сейчас желание проснулось и заклокотало внутри с новой силой. Даже зародилось тепло, не такое как от близости родных, другое. Оно ощущалось не столь мягким и обволакивающим, но оно было. Булавин поймал себя на мысли, что начинает понимать и сумасшедшую Леночку и, не менее сумасшедшего, Толика.

— Я не разумею, Анварчик, — с какой-то кислинкой говорил Горбин, — ты же стреляный воробей, так почему прокол? Косяк это, Анварчик, косяк!

— Всё, что я хотел сказать, я уже сказал вчера. Мне нечего добавить, — с ледяной сталью в голосе ответил Анвар и затушил сигарету.

— Ты же понимаешь, что если этот инвалид защебечет — нам с тобой придётся думать о других проблемах. Тебе придётся…

— Только мне?

— А как же! К тебе всё сходится, Анварчик, к тебе. А я сделаю так, чтобы на тебе всё и замкнулось. Так лучше будет, поверь…

— Так, значит? — брезгливо бросил Анвар.

— А, что делать? — развёл руками Горбин. — Ты недоделал — ты и отвечай. Так что, молись, чтобы дурачок этот сдох. Я бы мог помочь ему… Но зачем мне подозрительные взгляды, раньше времени.

— Сука ты, всё-таки, Вадим Артёмович. И сука редкостная.

— Ты за языком своим следи, Анварчик, ага? А то, так и раньше времени договориться можно.

— Знаешь, Вадим Артёмович, — кивнул Сардиев в сторону крытого зала и направился ко входу, — я ведь ни разу никого не подставлял. И дурачков таких, как этот Булавин, в жернова не кидал. Ты понимаешь, что это неправильно?

— Правильно-неправильно — чего ты скулишь, Анварчик? — скривился Горбин. — Ты мне ещё скажи, что тебе стыдно стало!

— Представляешь, стало, — признался Сардиев, когда они оказались в пустом банкетном зале. — Ты знаешь, внутри у меня сейчас, как здесь, — окинул он взглядом помещение, — пусто, людей нет нормальных, ничего нет нормального. Дерьмо одно…

— Анварчик, ты случаем не заболел? — Горбин заботливо коснулся ладонью лба своего компаньона. — Тебе?! Стыдно?! В душе у тебя пусто?! Да нет у тебя никакой души! И не было никогда! Такие как ты — они бездушные. Продали давно души свои, понимаешь? Не ломай комедию мне тут! Без таких, как этот мудак, что сейчас полутрупом лежит — мир лучше становится. Чего он в него привнёс? Ублюдка вырастил? Ходят, воздух коптят… Что, такие, как он после себя оставят, скажи мне Анвар, что? Это — сброд! А сброд жалеть не надо. И ты, Анварчик, ты тоже сброд. Только приподнявшийся, благодаря таким как я! Что, думаешь вот это всё, — окинул он взглядом ресторан, — просто так, благодаря таланту, у тебя появилось? Нет, родной, ни хрена! Это потому, что такие, как я позволили этому появиться. И такой вот зарвавшийся сброд должен понимать, что рано или поздно нужно будет расплатиться. Так что, будь добр, закрой свою пасть, Анварчик, и слушай, что тебе взрослый дядя говорит. Может и обойдётся ещё всё! Но, пока сиди и сожми свою чёрную жопу покрепче! Сечёшь?