Жорж Старков - Город ненаступившей зимы [СИ]

— Ещё два квартала, потом сворачивай вниз. Потом — снова направо и, в районе моста через железную дорогу, огибай вокзал справа.

— Там бетонный забор! — мысленно запротестовал брат.

— Ему сто лет в обед! Там дыр полно, поверь…

— А что потом?

— Потом вверх от реки, на Север. Сядешь на автобус — либо прямой, либо на автовокзале пересядешь.

— Вверх? Там же рядом областной главк!

— Ну и что? — усмехнулся Сергей в голове у Николая. — Думаешь, они в окрестностях управления будут налётчиков искать?

Николай остановился и припал спиной к кирпичному забору одного из, тянущихся вдоль узкой улочки на всём её протяжении, частных домов. Он тяжело дышал и еле сдерживался, чтобы не захлебнуться утробным, выворачивающим наизнанку кашлем. Марафон — не самое лучшее занятие для заядлого курильщика.

— Не останавливайся! — посоветовал Сергей и положил невидимую для Николая руку ему на плечо. — Не беги, просто иди и всё. Но, не останавливайся.

— Я схожу с ума, схожу с ума! Господи! — взмолился Николай и сполз вниз по забору. — Господи, прости меня. Господи…

— Причём тут Господь? — оборвал его Сергей. — Ты живёшь сам! И решаешь сам! Всё сам! Понимаешь?

— Нет! Я тебя не слышу! Тебя нет! Это бред! Лишь бред… Это кара за мои прегрешения. За тех парней горящих в машине…

Одновременно со сказанным, к Николаю вернулся автоматически выброшенный из памяти эпизод. Бросок бомбы, непонимающие взгляды инкассаторов, неведомая сила, подкосившая ноги и толкнувшая вбок, взрыв… Короткий, не очень громкий, но безумно яркий, разрезавший в нескольких местах кузов бронированной машины и вышвыривающий из микроавтобуса плотные, небольшие, но тяжёлые мешки… А ещё тело, того самого, сосредоточенного инкассатора с «Кедром», болтающимся на уровне пояса.

Картинка была столь чёткой и беспощадно сочной. Молодой, наверное, младше самого Николая, сильный пружинистый парень падает без чувств на асфальт, словно тряпичная кукла. Руки и ноги неестественно шлёпают о твердь мокрыми толстыми верёвками. Голова на безвольной шее таранит бордюр и даёт звонкую продолговатую трещину, аккурат, посреди макушки, будто спелый арбуз от первого укола нещадного кухонного ножа. Удивительно, но на землю не льётся кровь. А может, он просто не дождался? Ведь, та же неведомая сила, что толкнула в сторону за секунду до взрыва, теперь тащила вверх и будто подбадривала, мол — «Давай! Поднимайся, ты сможешь!»

И он смог. Смог оторвать взгляд от распластавшегося в неестественной позе инкассатора, и не задерживать его на двух других — впечатанных в углы машины, обгоревших, красно-чёрных… Смог схватить мешок. Сначала один, потом бросить его и взять другой подгоревший, с одного бока чуть дымящийся — тот, к которому потянула сила. Смог бежать. Бежать, не разбирая дороги, и слышать этот голос, говорить с ним. Говорить с братом…

— Бред. Это всё бред! — повторял себе налётчик. — Бред и кара…

— Нет, брат мой. Это не бред. Это жизнь, — говорил Сергей прямо в лицо брату, сидя на корточках, напротив сжавшегося в комок Николая. — Это яркая и сочная жизнь, брат. У тебя неприятности, но это лишь очередной поворот. Вот и всё!

— Поворот? — дрожь внезапно прекратилась, и в безумном взгляде появились проблески разума, в которых, впрочем, читалось отчаяние и безысходность. — Поворот на пути куда?

— Ты задаёшь неправильные вопросы, брат. Путь — он сам по себе. У него есть начало, но есть ли конец — лично я так и не понял, пока… Но твой путь пока лежит по живым землям и это самое главное! Просто иди по нему. И, знай, цена страху и сомнениям — ноль! Люди понимают это слишком поздно. Собственно, тогда, когда это знание уже ничем не может пригодиться.

— Что теперь будет? — смотрел в пустоту Николай, но Сергею казалось, что брат глядит ему прямо в глаза.

— Жизнь. Не самая спокойная, но жизнь!

— Ведь, это из-за тебя, брат. Если это, конечно ты, а не моё сумасшествие.

— Я знаю. Но, ведь, разве не живые заварили эту кашу?

— Живые, — безучастно согласился Николай.

— Вот, то-то и оно. Я — лишь повод. И, прости меня за это, хорошо?

— Ладно, — пожал Николай плечами. — Люди… Они же там сгорели. Всё по откос пошло.

— Но и под откосом можно жить, — заметил Сергей, — особенно с деньгами.

— Да, уж, — горько усмехнулся Николай, — сколько здесь, кстати? — хлопнул он, по уже успевшему чуть остыть чернобокому мешку.

Однако ответа не последовало, хотя Сергей всё ещё был рядом. Сознание вернулось, адреналиновое безумие отступало, а мир снова обретал для братьев привычные границы.